Однако Москва долго раскачивается. Она любит сначала пришипиться, притаиться, оглядеться по сторонам, сообразить, как и что, и ждет. Чего — и сама не знает. Крика выскочившего из кабака без шапки с разбитой харей пропойцы, топота копыт закусившей удила лошади, звона кем-то разбитого стекла или удара в колокол в соседнем храме К тому же на Москву в эти дни удручающе действовало следующее обстоятельство: с наступлением не по времени теплой погодой чрезвычайно усилилась смертность от чумы.

В день умирали до трехсот человек. Разъезжавшие с огромными розвальнями по городу «мортусы» крючьями вытаскивали из зачумленных домов трупы, а иногда и еще живых людей. Появились шайки наряжавшихся «городовыми казаками» и теми же «мортусами» грабителей, покойников зарщать не успевали, на кладбищах образовывались завалы из страшных покойников, а одичавшие голодные собаки набрасывались на эти брошенные трупы. Между прочим, чума убила недавнюю любовницу «анпиратора», плаксивую Маринку. Весть о ее смерти облетела весь город, но дала повод москвичам заявить, что «тут Дело нечисто! Жила; да жила девка, а как только «сам» обзавелся новой полюбовницей, чернявой Танькой, да кабыть еще и из цыганок, а может, и колдовкой, тут Маринке и конец пришел! Известно, постылой изделаласъ! Ну, и сплавили на тот свет!»

Как на грех в день похорон злополучной Маринки пьяному «анпиратору» пришла в голову мысль потешить полюбившуюся ему Таньку Чугунову катанием на тройках, и для прогулки были выбраны самые людные места Белокаменной.

Два или три десятка саней из конюшен придворного ведомства с лихими конями выехали поездом из Кремля. Сбруя была с бубенцами и колокольцами, на дугах, оглоблях и гривах лошадей были цветные пучки веявших по ветру шелковых лент... Сама смуглая Танька, сидевшая рядом с пьяным «анпиратором», была в дорогой парчовой шубке, отороченной соболями. Шубка эта была раздобыта в кладовой кремлевского дворца и раньше принадлежала большой щеголихе, императрице Елизавете Петровне. Но у москвичей сейчас нашлось иное объяснение. «Приказал «сам»-то пьяной своей шлюхе, цыганке неверной, шубейку сшить из риз покойного патриарха Андреяна, что при Петре жил! Ловко! Из ризы да шубейку! До чего дожили?! Народушка с голоду пухнет, от чумы мрет, а его анпиратор вон каки штуки выкидывает! Радуется! Вот так царь! Ну-ну!»

Санный поезд покатался по притихшей и сердито насупившейся Москве часа три, потом вернулся в Кремль. По дороге Танька, заливаясь смехом, бросала прохожим пригоршни медной и серебряной монеты.