– Так и скажем князю, а ты, Андрей, – тятеньке своему, что Михаил сражался с нечистью и погиб как воин. Думаю, хоронить в земле с отпеванием… – я замялся, – не очень правильно, закопать, как злыдня, просто бросив в яму, – опасно, вдруг в полнолуние оживет. Предлагаю сжечь на погребальном костре, как это делали наши предки, как викинги делают до сих пор.

Все молча разбрелись по лесу, собирая сухой валежник. Охотник выбрал сухостой и срубил его небольшим топориком.

На порубленные стволы деревьев уложили тело Михаила, обложили валежником. Андрей поджег костер, и мы отошли, наблюдая, как разгоравшееся пламя охватило тело.

Обратно тоже шли молча, в мрачных раздумьях. Вот потерян наш товарищ, а началось все от неопасной вроде бы на первый взгляд раны. И каждый думал – а если завтра меня укусит, поцарапает, порвет когтями какая-нибудь тварь, во что я могу превратиться? Превращусь ли в мерзкое создание, и мои товарищи будут вынуждены меня убить? Нет ответа. Такие размышления угнетали всех.

Расстались с охотником у его избы.

– Дальше дорогу найдете?

– По следам найдем.

– Спаси вас Бог за помощь!

Охотник низко поклонился, мы ответили тем же.

Уже начало светать. Мы выбрались на дорогу, зашли на постоялый двор.

– Кушать будем ли?

Все отказались.

– Тогда спать, сегодня ночью снова на Муром пойдем.

Большого энтузиазма мое сообщение не вызвало. Однако вечером все с большим аппетитом поели, умяв небольшого жареного поросенка. Я так понял – это и завтрак, и обед, и ужин.

Оседлав лошадей, мы выехали на дорогу. Почти до самого Мурома ехали спокойно, хотя и в напряжении. И буквально за пять верст до города, когда уже начало светать, послышались крики. Кричали люди – впереди, за поворотом дороги, явно шел бой.

– Вперед, оружие к бою! – скомандовал я. Пришпоренные лошади рванулись вперед.

Впереди стоял обоз, слышались удары железа о железо, мелькали смутные тени.

От обоза к нам рванул мужичок в одной рубахе и штанах, теплой одежды – шапки, тулупа – на нем не было. В руках он держал оглоблю.

– Рятуйте, люди добрые – тати напали, живота и добра лишают!

Ратники вмиг повеселели: тати – это не нежить! И сами рванули вперед, прямо в самую гущу свалки. Засвистели сабли, раздались крики боли и предсмертные хрипы.