Тут все заговорили сразу, мешая друг другу. Новость не из ординарных. Курфюрст саксонский воюют, а мы оккупируем земли Польского королевства — вот что в основном волновало собравшихся. Да, у него уния. Сами и помогали посадить саксонца на польский трон. Но ляхи в войне не участвуют, а Россия с Австрией гарантировали сохранность границ.

— Саксония, — ответил сразу всем, — не может не черпать из столь объемного резервуара, как Речь Посполитая с ее плодороднейшей землей, налоги и солдат для войны, — чеканю для общего сведения. — Сколько там населения? Десять миллионов? Пятнадцать?

По еще не окончательным данным проходящей ревизии у нас населения примерно восемнадцать с половиной миллионов. Причем добрая четверть ранее утаивалась помещиками при уплате налогов. Ну еще приблизительно под полтора миллиона шведов и полмиллиона финнов добавилось недавно. Причем с Швеции согласно договору унии только прежний процент расходов из бюджета на армию и флот. Именно процент, а не сумма. Растут доходы, больше отчисления России. Наемные полки распущены, но и обычные содержать надо. И сразу добавить десяток миллионов податных граждан? Еще треть сверху к прежнему количеству и доходам!

— Пусть платят России!

Нет, ну натурально я думаю иногда иначе, чем здешние люди. Правда, не стоит говорить об этом вслух. В политике нет категорий «прилично» или «неприлично». Только «выгодно» или «невыгодно». Совпали удачно обстоятельства, когда некому возмущаться по поводу агрессии и захвата. Повторится ли еще раз такой шанс, известно одному Всевышнему. Это реалполитика.

Не станешь жрать соседа, он тобой обязательно займется. Нельзя идти против всех — объединятся и наваляют, будь ты трижды Наполеон, но не проявишь силу, значит, покажешь слабость. Это иллюзия, что можно закрыться от соседей «железным занавесом», не вмешиваться в их дела, вести миролюбивую внешнюю политику, и все будет благостно. От постоянной конкуренции не скроешься. И чем сильнее государство — территориально, экономически и людскими ресурсами, — тем лучше. С малыми редко считаются, со слабыми никогда.

— Если прусский король, основываясь на договорах двухсотлетней давности, предъявляет территориальные претензии к соседям, мы смело можем сослаться на Владимира Святого, — с ухмылкой произнес басом Ива Билецкий, атаман запорожского войска.

В отличие от погибшего под Стокгольмом Краснощекова и Данилы Ефремова, войскового атамана Войска Донского, я его плохо знал. Вместе не воевали.

— Ничего нового, — говорю, повышая голос, — не случилось. Речь о воссоединении Западной Руси с Русским государством тоже идет с пятнадцатого века, и не одна война на этой почве произошла.