Бездействие и праздность комиссару Шмулевичу были противны. Так противны — сил нет. Еще с Гражданской Шмулевич привык подниматься на рассвете и трудиться, причем под этим словом можно было понимать лихую конную атаку на басмачей под Кокандом, кропотливую работу с документами в органах ГПУ-НКВД или планирование операций партизанского отряда, боровшегося с фашистами в Советской Белоруссии.

Едва не полный месяц в ноябре-декабре 1942 года Семену Эфраимовичу пришлось вынужденно бездельничать, отчего комиссар едва на стенку не лез. Курирующие Шмулевича товарищи из Управления Особых отделов исправно поставляли ему контрамарки в московские театры и билеты в кинематограф, приносили требуемые книги, но всеми этими культурными мероприятиями развеять тоску комиссара не могли никак.

После памятной кремлевской встречи никто из высокопоставленных товарищей Шмулевича к себе не приглашал — разве что Лаврентий Павлович Берия на прощание попросил оформить «показания» как полагается, в письменном виде, и передать через капитана Леонтьева.

И еще раз напоминаю, товарищ комиссар, молчание — золото.

Поняли?

Как не понять, товарищ нарком.

А дальше — тишина. Наверху будто решали, куда бы пристроить Шмулевича. Возвращать самолетом в отряд, как и просил? Невозможно, проще и дешевле сразу сдать в гестапо: носителя государственных секретов такого уровня на оккупированную территорию никто не отпустит.

Более того, Леонтьев сообщил, что людей, близко причастных к Свенцянской истории, решено спешно эвакуировать на Большую землю.

Всех, кто видел человека в бежево-коричневом френче, того самого, что умер в лазарете, а потом канул в бездонный омут белорусского болота. Доктора Раппопорта, командира «чертовой дюжины» Бутаева, вестового Степку и еще нескольких, кого поименно назвал Шмулевич.

Никак нельзя допустить, чтобы они попали в руки врага — по донесениям, немцы развернули на партизан самую ретивую охоту, и причина была вполне прозрачна: им требуются доказательства смерти (или не-смерти) помянутого человека во френче.

И ведь получилось, вывезли, с привлечением отлично знакомого комиссару летчика Тихомолова из 750-го полка АДД. Шмулевичу дозволили встретить знакомый «Дуглас» на аэродроме в Измайлово. Заодно притащили чудом выжившего немецкого генерала авиации.

Степку определили в военное училище в Москве, благо возраст уже позволял. Через полтора года станет лейтенантом РККА.

Павла Бутаева после проверки органами как окруженца 1941 года отправили от греха подальше на Дальневосточный фронт, в тамошний осназ.