Когда кто-то вставал из-за стола, следующий заходил под навес и, заплатив монету, получал глиняную миску каши, заправленной кусочками курицы, и кружку дешевого кислого вина. Для экономных или бедных вода из большого кувшина и кусок лепешки бесплатно, поскольку их стоимость входит в оплату ночлега.
Сидящие торопливо лепили пальцами комочки из разваренных зерен и отправляли их в рот, запивали вином или водой. Они почти не разговаривали друг с другом — час уже поздний, а летняя ночь коротка. И вдруг…
— Прочь! Гони их прочь, хозяин!! — немолодой крестьянин с длинными, слипшимися от пота и грязи кудрями, торчащими из-под повязки, стукнул кружкой по столу. Негромкий говор затих, все смотрели на него и на двух мужчин, только что вошедших под навес.
— Житья от них нет! И сюда заявились!! Вам мало места во дворе язычников?!
Вар-ка растерянно озирался, зажав в пальцах монеты, полученные от Аввина, а Николай мысленно обкладывал себя матом за то, что согласился сюда идти. Все, кто был рядом, подались в стороны, образовав вокруг них пустое пространство.
По-видимому, кружка с вином, которую допивал крестьянин, была не первой за вечер, и общее внимание только придало ему смелости:
— Прочь! Идите к язычникам!
Люди загомонили, спрашивая друг у друга, что же случилось. Явно назревал скандал.
— Они язычники, братья, язычники! Где вы видели ирева, который входит в дом, не коснувшись манлузы?! Они даже не омыли лиц, переступив порог! Вы видите, как он держит монеты? Монеты с поганой личиной он держит в правой руке! Той, где у всех нормальных людей священный знак Бога отцов наших!
Должно быть, крестьянина сильно обидели на торжище, и теперь он хотел отвести душу. Те, кто еще не улегся и желал развлечений, стали подтягиваться к навесу. Усталый хозяин — толстый потный ирев в сдвинутой на лысый затылок повязке — попытался замять скандал:
— Прекрати орать! Если не нравится, можешь убираться отсюда и ночевать в канаве! Или ты опять наторговал себе в убыток?
— Какая может быть торговля, если эти мерзавцы сбили все цены?! Теперь я должен везти свой лук обратно?!
— Другие-то торгуют! Просто, когда к твоему лотку подходит ремтиец, ты корчишь такую рожу, словно это змея или жаба, и тебя вот-вот стошнит. Кто тебе сказал, что этот навес является домом? Тут и двери-то нет! А что такое здесь порог, преступив который надо омывать лицо? А если завтра я передвину столы, и вход окажется с другой стороны?
Хозяин был истинным сыном своего народа и знал, что сказать людям. Присутствующие немедленно забыли о странных гостях и принялись обсуждать жизненно важные вопросы: является ли навес на постоялом дворе домом? С одной стороны, у него нет стен и под ним никто не живет, но с другой стороны, здесь принимают пищу и ночуют, когда идет дождь. Если это дом только в плохую погоду, то благодатная манлуза не должна постоянно висеть при входе, хотя, с другой стороны, не может же дом — священное для ирева пространство — переставать быть таковым только из-за того, что кончился дождь? Следует ли считать дверью проход между опорными столбами? Являются ли эти столбы дверным проемом или только символизируют его? Следует ли относиться вон к той доске, обозначающей порог, как к настоящему порогу? Скорее всего следует, но тогда в чем же разница между самим предметом и его обозначением? Кто-то попытался заговорить о ценах на рынке, но никто не стал его слушать.