– Мам! Хлеба пока нет, привезут через час, я потом схожу! Где белье?

Она схватила таз и потащила его к выходу.

– Ну, видите? – Людмила Олеговна показала на дверь пальцем. – Цветет и пахнет! Это, Толя, потому что вы здесь! А стоит вам уехать в центр Боговещенки к друзьям, она меняется на глазах – учить не может, ходит по комнатам и все в окно вас высматривает. Увидит – на лице улыбка, и сразу к столу, за учебник… Вы приходите – она «зубрит». Ну, какой институт? У нее, Толя, глаза делаются больные, как вы только за порог ступите.

Разговор принял нежелательный характер, но тут за окном во дворе раздалась бодрая песня:

Я вскочил с места и подошел к окну.

Варвара не просто развешивала белье. Она приплясывала, она скакала по двору в такт собственной песне, она тыкала пальцами в разные стороны.

Рядом со мной пристроилась Людмила Олеговна. Мы облокотились на подоконник и принялись наблюдать живописную картину.

Варька скакала, крутилась вокруг себя, размахивала руками и ухитрялась прищепками ловко закреплять развешиваемые на веревке простыни.

Книксен с приседанием с наклоном в нашу сторону.

– Ну, Толик, что с ней делать? Вы видите? Это она так радуется… Кстати, Толя, что это за песня такая?

– Моя это песня! Я ее не собирался исполнять, но когда однажды Варька при мне принялась целоваться с одним типом, я ее спел! Откуда она слова взяла? Наверное, у меня стащила со стола, когда приезжала, я как раз над репертуаром работал для Юльки…

– Толя, а вот Юля… Она хорошая девочка?

– Очень, Людмила Олеговна! У нее в жизни была трагедия, но мы об этом не говорим.

– Толя, мне показалось, что Юля вас…, или…

– Это вам показалось, Людмила Олеговна! – отрезал я.

За окном тем временем раздавалось:

И я выругался про себя – немного времени потребуется Вариной маме, чтобы догадаться обо всем…