— Даже барыни? — недоумевал Александр.

— Именно, именно барыни! — наставительно покачал головой француз. — У простого, черного, как здесь говорят, народа нет времени и сил на любовные проявления. Этим людям, работающим с утра до ночи, нужны только водка, еда и сон — для отдохновения. нам же, представителями нации в высшей степени культурной и умеющей ценить наслаждения всякого рода, необходимо отыскивать удовольствия, что мы делаем с успехом. Скажу точнее: мы научили царя Петра наслаждениям, он вывел русскую женщину в свет, и теперь мы пользуемся плодами этой полезной для нас науки, снимая на деревьях, посаженных нами, сочные плоды любви. А плоды вкуснейшие, мой друг Лефоше! У француженок тело плоское, как доска, а русские женщины, особенно купчихи, способны подарить массу удовольствий изголодавшемуся по вкусной любовной пище гурману. Они полны, вот в этом-то и прелесть! Сколько складочек, потаенных уголочков, спрятанных извивов! Везде — тайна, которую приятно разгадывать, хоть каждый день! Любовь и тайна — единство!

Александр, уже ненавидевший француза, изрек сквозь зубы:

— Да вы настоящий философ, мсье Плантен! Не пособите ли мне? Я бы тоже хотел преуспеть в разгадывании тайн такого рода.

Плантен, лицо которого так и таяло от ощущения власти над неопытным профаном, простоватым и таким «нефранцузом», сказал:

— А хотите сегодня же вечером разгадать волнующую всех нас, мужчин, загадку? Да и, возможно, не одну — насколько проницательным окажется, в переносном смысле, ваш ум? — И француз обнажил в улыбке длинные кривые зубы.

— Ничего, кроме признательности, за такое лестное предложение, я не смог бы извлечь из своего сердца, — постарался сказать Александр как можно более галантно.

— Ну так наденьте свежее белье, опрыскайте себя духами пообильней, вденьте в петличку фрака хризантему, и уже сегодня вы станете членом тайного общества «братьев-свиней».

— Позвольте, позвольте? — замер от неожиданности Александр.

— Как это — общество свиней?

— Ну да, именно, свиней! — ещё более оживился философ. — А назвали мы свое общество так потому, что, когда одну светскую даму уговаривали вступить в него и описали ей правила нашей жизни, она с негодованием воскликнула: «Так ведь это же свинство, господа!» Мы же ей спокойно возразили: «Ничуть не свинство. Впрочем, может быть, и свинство, но что в том плохого, если люди, как и свиньи — все те же дети природы? Мы с этих пор будем именоваться «братья-свиньи», а вы станете «сестра-свинья»!»

— И что же дама? — плохо понимая, о чем говорит француз, но едва сдерживая отвращение, спросил Александр.