— Слышь, боец. Очухивайся скорее, идти надо, — вырывает меня из забытья чей-то тихий голос.

— Кто здесь? — пытаюсь осмотреться, в глазах двоится. Чего у меня с головой-то? Не приходилось стоять рядом с колоколом в церкви? Вы многое потеряли. Звон стоит почище «Вечернего».

— Майкл я. Помнишь меня? — снова раздается голос.

— Я думал тебя «скопытили».

— Я тоже так думал. Отъехали мы с этим «ученым» за холм, остановились. Он из машины, я — за ним. Тут меня кто-то по башке и приложил. Очнулся я совсем недавно, слышу — стреляют. Я ведь в кузове был. Высунулся, смотрю «крота» нашего хмырь какой-то за машину ведет. После выстрелы затихли, а этот, что ученого уводил, рванул вокруг грузовика. Я вылез, но поздно, только и увидел, как он тебя приголубил. Оружия нет, поднял кирпич и в него запустил, представляешь — попал. Вон, связал я его.

— А этот, «крот» который, где? — почти очухавшись, спросил я.

— В кузове, только сдохнет он. Его убрать хотели, но не добили. Тяжелый он — не жилец.

— Его надо оставить «амерам» и кое-что подкинуть в карманы.

— Ясно, только надо сваливать отсюда. Мы сейчас в овраге сидим. «Амеры» постоянно по дороге ездят.

— Давай машину на дорогу, этому уроду, — я показал на бандита, — пулю, чтобы голова не качалась, и ходу отсюда.

— Ты идти-то сможешь? Тебе кроме ноги, в башку хорошо прилетело, чуть ниже и он бы тебе шею сломал. С животом чего? Кровищи — море.

— Попробую, поможешь немного, вдруг завалюсь. В живот штыком получил. В башке гул и боль — адские, чего там у меня?

— Жить будешь. Он тебе прикладом по затылку так засветил, что я вроде даже звон слышал. Но на вид вроде ничего, царапина.

— Поехали, шутник, у меня от таких царапин вся башка уже в бороздах, хоть картошку сажай, — я с трудом и с помощью неожиданно появившегося помощника поднялся. Да, ведь совсем недавно мне уже так прилетало, там хоть каска спасла, а тут… Словом — кто-то сверху очень не хочет, чтобы я умер.

Выгнав грузовик на обочину дороги, остановились. Я решил посмотреть Фукса. Нельзя его живым америкосам оставлять — вылечат еще, наговорить он может дай боже. Только он знал, что мы не немцы. Бандосы же были в полной уверенности, что мы самые настоящие фашисты. Придя в сознание и что-то бормоча, Клаус даже не кричал. Среди бессмысленной болтовни я разобрал:

— Я не виноват…

— Я знаю.

Он закрыл глаза, и голова упала набок.

Вот как бывает. Мы задумали использовать и подставить этого человека, а ему и самому досталось. Помогая нам, он преследовал свои интересы. А сдали нас — гангстеры, причем как обычно — за «бабки». Захотели хапнуть двумя руками. Одного только я не понял: