Мотор, наконец, отчаянно зачихал и кое-как заработал.

– Никога у хате? – высунувшись из кабины, заорал бабкин зять. – Беражыся! Ламать буду!

«Что он делает, идиот?! Что он делает? Там же мина! И второй копер…» – догадался только теперь Жора.

«Мина!» – одновременно подумала Шурочка, вышедшая на дорогу, когда завёвшийся наконец трактор ехал уже прямо на неё…

Бабкин зять на дорогу не смотрел и пока ещё не видел Шурочку. Он глядел вдаль, на хату, на бревенчатую серую стену с голубыми наличниками окошек, примериваясь, как бы не промахнуться и врезать в стену так, чтобы кончить всё одним махом.

«Дурак! Рамы добрыя… Ай! Забыу вынуть!..» – но трактор было уже не остановить… Он вдруг заметил Шурочку и, не в силах понять, почему эта дура стоит у него на дороге, окончательно растерялся. Свернуть было ещё не поздно, но он почему-то жал на тормоз. Жал – жал по привычке, не помня, что делать это с этим трактором бесполезно…

– Дура! Уйди с дороги! У мяне тармазоу нема! – крикнул он что есть силы, продолжая нажимать на тормоз, но Шурочка не могла слышать. Не слышали и Соня с ежихой – мотор заглушал все звуки. Они только с удивлением наблюдали, и с лёгкой тревогой думали – «отчего он не сворачивает с дороги? Пора!», – прекрасно зная, что человек не может задавить ребёнка.

– Да у меня тормозов нема, дура! – заорал он в ярости ещё громче, со злостью размахивая кулаком, но Шурочка его по-прежнему не могла слышать и только видела сквозь стекло кабины искажённое, страшное от слепого ужаса лицо тракториста.

И видя это лицо, она вспомнила сон и подумала: «Меня настигли! Эти лица меня нагнали… и надо прыгать. Я отдаю тебе, дьявол, свою душу, и пусть она вечно горит в огне – я продаю тебе её за дорогую цену! Измени это лицо, измени этот мир, сделай его другим – чтобы не было у людей таких лиц!»

Соня сорвалась с рюкзака, прижав руки к груди, и крепко стиснула в них цепочку. Она поняла мысли тракториста, ей стало понятно, что кричит пьяный водитель, но она по-прежнему не понимала намерений Шурочки, ведь она знала: этот ребёнок мог бы сейчас с помощью копера одним усилием воли сбросить трактор в кювет – в канаву справа, а точней, в тот изрытый окопами котлован от взорванной в четырнадцатом году бабушкиной усадьбы, где за столько лет разрослись рассеявшиеся сами собой бальзамические тополя, образовав эту серебрящуюся на ветру рощу, которую старая баба Зося почему-то называет… «бальсан»…

Шурочка подняла руку, не собираясь уходить с дороги, и показывала жестом водителю, чтобы свернул в сторону.

Соня не знала, что делать. В отчаянии сжимая цепочку, она взмахнула руками и метнулась вперёд… Цепочка разорвалась, что-то маленькое и тяжёлое упало в траву. Яркий луч засверкал в росе – в лепестках золотого лотоса…