— Ну что же, желаю успеха, Александр Владимирович!

— Спасибо! Был очень рад встрече с вами. Я, вероятно, снова приеду в Пермь через месяца полтора-два. И если вы сможете тогда что-то сообщить о голодающих деревнях, мне это сильно поможет… если это будет максимально полная информация. Я, конечно, и сам могу информацию собрать, но на самодеятельность такую потрачу слишком много ценного времени, а у вас же наверняка есть чиновники, которые только этим и занимаются.

— Хорошо, я постараюсь сделать ее… полной. Буду ждать новой встречи!

Через три дня "Маронья" доставила нас в Соликамск. Город меня удивил: при населении в четыре тысячи (меньше, чем в Ерзовке) он был очень даже городом. В нем был даже ботанический сад! Гостиницы тоже были вполне пристойными, но — главное — был телеграф. Его вообще-то всего года два как провели, но теперь связь с миром обеспечивалась нормально. И мы этой связью тут же и воспользовались: "Токантин" в испытательный рейс отправился именно в Соликамск. Навигация заканчивалась, а для строительства шахты (нормальной в моем понимании) был нужно очень много бетона: строить шахту с деревянным срубом в стволе в полуверсте от Камы в намывном грунте я счел мазохизмом.

Вот правда местный народ отнесся к нашему появлению настороженно. Настолько настороженно, что на разгрузку "Мароньи" людей нанять не получилось, пришлось своими силами разгружать. Хорошо еще, что два десятка строителей приплыли с нами: были у меня веские основания считать, что специалистов-бетонщиков в Соликамске найти не удастся. Так что пока Киселеву придется обходиться "своими силами", а на "Токантине" еще тридцать мужиков приедут — справится.

Еще через два дня "Маронья" доставила меня (и воспользовавшегося попутным транспортом полицейским — околоточным надзирателем из Пермского губернского управления, который доставил в Соликамск какие-то ценные указания от начальства) обратно в Пермь, откуда я уже поездом отправился домой.

И успел вернуться к замечательному событию: наконец заработал гидролизный завод на левом берегу Волги напротив моего "родового поместья". Завод этот строился еще с прошлой осени, и именно для доставки сырья к нему была выстроена первая железная дорога — но тогда была запущена только небольшая опытная установка, перерабатывающая тонн пять соломы в сутки. Тоже неплохо, но пятнадцатого сентября был запущен промышленный комплекс по переработке уже пятидесяти тонн ценного сырья. Причем — гораздо более "промышленный", чем я планировал вначале.

Если бы меня спросили, каким одним словом охарактеризовать Юру Луховицкого, то я бы ни минуты не задумываясь, ответил бы просто: "жадный". Юра был просто патологически жадный: ему каждая напрасно потраченная калория, каждый крошечный кусочек неиспользованного сырья доставляли просто физиологические мучения. Именно поэтому в спроектированном им содовом заводе был введен тройной цикл рекуперации аммиака, а сода получалась чуть ли не вдвое дешевле, чем на знаменитом заводе Любимова в Березняках. Поэтому, когда Березин пожаловался на острый недостаток воды в Крыму, Юра спроектировал опреснитель, потребляющий в час один пуд угля и выдающий две тонны пресной воды. И мало что спроектировал — он его на заводе Барро и построил всего лишь за месяц!