Глава 7 Добрый вечер, трусишка…

Глава 7

Добрый вечер, трусишка…

Пролив Зунд, Санкт-Петербург, Лондон, Северное Море. Апрель 1905-го года

Набравши силу к вечерним сумеркам, зюйд-вест тугим потоком прохлады освежал разгоряченное лицо. Головная боль потихоньку отпускала. Не стоило, конечно, принимать на грудь больше той нормы, которую он сам себе определил на рабочий период…

«Страшно подумать, как давно это было. Хотя, если быть точным, «давным-давно» этому на днях стукнуло девяносто лет тому вперед. Но было! А такие решения из числа не отменяемых, — Василий тяжко вздохнул, — Ставим себе на вид. Замечание Вам, любезный. Впредь — потрудитесь исполнять и соответствовать. Зарок, выстраданный в госпитальной палатке Ханкалы в том «далеком далёко», которое вспоминается все реже и обычно в силу необходимости, жизнь Вам, да и не только Вам, и здесь уже пару раз спасал».

Солнце садилось. Небо на западе и облака на нем светились живой, неповторимой палитрой плавно перетекающих друг в друга оттенков, от иссине-фиолетового до нежно-розового и огненно-золотого. Умеет же порадовать глаз морехода северная Атлантика в те редкие весенние вечера, когда ей бывает угодно смирить свой суровый норов и блеснуть благородной, нордической красотой.

Как же сладок этот терпкий, океанский воздух! Как прекрасен этот не загаженный свалками и смогами сгорающей нефти мир. И как прекрасна и сладка та, которую мир этот подарил ему. Та, цвет чьих дивных волос ослепительно сияет сейчас перед глазами в нижней кромке закатных облаков. Единственная, неповторимая и желанная женщина, от которой волею судеб он сейчас уплывает все дальше и дальше…

«Солнышко мое, счастье мое рыженькое, как же я по тебе соскучился…

Ох!.. не нужно было перебирать. Опять лирика из нас понеслась. И перед работой, вдобавок. Давай-ка, бери себя в руки. Живо…

Все-таки, Вася, здесь ты стал другим. По Сеньке ли шапка? Вот скоро и проверим. Нет, конечно, натянул ты ее на себя не только благодаря балковским гормонам, да его молодости. Только, похоже, что и как личность ты — уже немножечко он. Но немножко или множко уже? — вот в этом-то и вопрос. Интересный. И может статься, что он будет посложнее, чем давно привычная, по понятным причинам, дилемма от шекспировского датского принца. Мимо чьей родины мы как раз и проходим в данный момент.»

Василий какое-то время пристально вглядывался в легкую дымку слева по борту, где на фоне темнеющего горизонта, играя отблесками вечерней зари, высвечивались шпили соборов и мерцали огоньки собирающегося мирно отходить ко сну Копенгагена.