'Угу. Аккурат, на всю голову травмированная я. Как там, у классика было — 'Отпусти за границу государь-батюшка, головой я немощен…'. Кстати, умолять-то было, ну, совсем, не обязательно… даже и в шутку. Девчонка она не глупая, и уже все поняла — 'клоунада' тут не пройдет…'.

— Вы снова изоврались, мон шер. Ладно, уж. Так и быть, живите себе 'инвалидом', пан затворник. От танцев я вас так и быть спасу. Но вот с теми дамами вам придется провести остаток вечера. Справитесь с заданием?

— А у меня есть выбор?

— Вот-вот. До этого дня вы были слишком самостоятельны для столь молодого юноши. Видно, вам прежде очень не хватало родительского пригляда. Но сегодня мы это ненадолго исправим. Этим вечером за вас все решения принимают те, кто кое-что понимает в придании лоска таким вот молодым офицерам…

Через несколько минут Павле пришлось париться в своем американском парадном мундире, развлекая беседами на английском ровесниц своей предыдущей реинкарнации. А Терновский в таком же мундире продолжал блистать и очаровывать дам. Причем блистал он, как собственным шляхетским блеском, так и отраженным блеском своих шикарных партнерш. Пан Анджей оказался изрядным танцором, и наконец-то хоть в чем превзошел своего напарника. Павла искренне порадовалась за парня. А то ежедневное созерцание его хмурой физиономии даже её загоняло в глубокий минор. Но вскоре и ее меланхолия завершилась. Причиной стало чрезвычайно брутальное поведение одного сильно подвыпившего лейтенанта флота, позволившего себе прямо на глазах у дам задираться с пилотами ВВС. Усилиями, тут же покинувшей своих собеседниц Павлы, до дуэли в стиле историй Дюма, и тут не дошло. Шипящий от боли в заломанном мизинце, и мечущий глазами искры буян, был с очаровательной улыбкой препровожден своим 'американским визави' сначала до выхода из дворца, а затем и до летнего парка, где был безо всяких дуэльных правил быстро вырублен и нежно усажен в парковой беседке. А до отлета в Копенгаген пошел уже последний отсчет…

***

Павла переключила запасную рацию, на волну Варшавского радио. Из динамиков лилась какая-то новая незнакомая композиция Ежи Петербургского. Запасное радио она выбила у Розанова для связи с 'землей'. А то, кто их там знает этих пшеков. Но каждый килограмм груза отдавался сейчас в штурвале тугим управлением и лишними метрами взлетной дистанции. Самолеты были зверски перегружены не только топливом, и наспех смонтированными и замаскированными под дополнительные топливные баки ВРДК. Все свободные отсеки фюзеляжа были загружены запчастями, запасным боекомплектом и даже небольшим набором инструментов. От полосы в Шербуре 'Девуатины' специально оторвались после полутора километрового пробега. На счастье добровольцев, ни в Амстердаме, ни в Копенгагене аппараты не проходили таможенный досмотр. Встречавшие их там после пробега улыбчивые французские господа своей военной выправкой живо напоминали американцам цвет Шербурского летного воинства. Получасовая заправка, быстро сметенные с расстеленной прямо на крыле клеенки бутерброды, запитые кофе из термоса, и снова взлет над загорающимися огнями городов и деревень вечерней Европы. Снова два 'спортивных истребителя' невоенной желто-золотистой окраски, с рекламными надписями и странными изображениями красных птиц в ярко-синих кругах на крыльях, бороздят пока еще совсем мирное небо.