'Гм. Хороший дядька этот Розанов. Очень умный, знающий и совсем не трус. Никто его за галстук не тянул сюда лететь. А он наплевал на все и прибыл. Сам считает своей новой родиной Францию, но за Польшу рисковать готов… Хмм. Вот если бы Сталин вовремя собрал вокруг себя побольше таких. Хотя нет. Таких в Союзе всегда было немного. Вроде Громова, и того же Голованова…'.

Солнце еще не выглянуло из-за леса, чтобы окрасить рассветными красками борта и крылья, спрятанных на границе леса, польских высокопланов. На аэродроме Марково сейчас к вылету были готовы десять переделанных 'семерок' и две пары 'Девуатинов'. За кабинами каждого из четырнадцати истребителей распластались в стремительном падении на добычу белые соколы.

Полковник Стахон глядел на бодро шагающую к истребительной стоянке короткую колонну. Под странно знакомую и одновременно незнакомую ему строевую песню, четко печатая шаг и держа равнение, перед ним проходили совсем молодые парни. До настоящей армейской выправки им, конечно, было еще далеко. Как, впрочем, и до настоящего летного мастерства. Но в глазах этих мальчишек, и особенно в глазах их орденоносного командира, полковник читал неукротимую веру в успех. И сейчас, даже прекрасно понимая, что куцые вчерашние занятия мало что могли дать им в настоящем боевом вылете, полковник неожиданно и сам поверил в успех. Приняв доклад поручника, он отдал команду к вылету.

Грохот ускорителей закладывал уши. Один за другим тяжело нагруженные самолеты отрывались от полосы. Вот один из 'Пулавчаков' так и не запустив ускорители, выкатился за пределы полосы, скапотировал и замер вверх колесами. Через минуту, из яростной перепалки техников, Стахону стало ясно — не сработала электропроводка запуска ускорителей. По счастью бомба не взорвалась. Стахон последний раз встретился взглядом с глазами подчиненного. По упрямому выражению в них полковник понял, что тот не отступит, и команда 'оставить вылет' так и не слетела с его языка. Красные ракеты дежурного подпоручника также остались в казенниках своих ракетниц. А еще через десять минут от травяной полосы самыми последними оторвались колеса пары мото-реактивных истребителей. Ведущий пары покачал крыльями, и вместе с ведомым синхронно включил реактивные ускорители. Пара лидера заняла в строю свое место, и колонна пар медленно по кругу развернулась в сторону Кольберга…

***

Вечером второго сентября Геринг стоял навытяжку в кабинете верховного начальства, и не знал, куда деть себя от колких и обидных слов Вождя нации. Все его резоны разбивались в прах об гневно-ироничные вопросы и восклицания Фюрера.