– Да не про это я! – Арина досадливо мотнула головой. – Про то, что муж должен мужем быть – оно понятно. Но и всех под одну гребенку стричь… – она беспомощно взглянула на Анну, явно не находя нужных слов. Та кивнула:
– Нет, дядька Филимон, Арина не о том говорит. Иной и в несчастье мужем остается – возьми хоть свекра моего. А вот те, кто, как ты говоришь, добротой оправдываются… Да ладно бы еще добротой, а то упрутся во что-нибудь и все за этим забывают!
– Нет, Анна Павловна, я о другом… – Арина повернулась к Филимону. – Есть же увечные, больные… С ними-то как? Кто-то же и таких, бывает, любит?
– А я и не спорю. Но жизнь свою связывать с таким надо с ясным пониманием, на что идешь, а не выходить замуж из жалости или в надежде, что когда-нибудь что-то переменится… А то потом – близок локоть, да не укусишь. Да и с какой стати они меняться станут? Им и так хорошо, о них заботятся… Ну, еще что-то будете спрашивать или оспаривать?
– Спрошу, – Анна улыбнулась, давая понять, что споров и препирательств больше не будет. – Как все, что ты тут наговорил, нам поможет наставниц для девиц найти?
– Ну, перво-наперво, это нам помогло увидеть, что нужных баб в Ратном нет. Есть умные, есть умелые, есть добрые, но все равно – бабы. Значит, они в бабьей войне всех против всех участвуют, и в девицах наших видят соперниц, более молодых и привлекательных, и простить их за это никак невозможно. Нам же в наставницы нужны такие, кто в них соперниц не видит – те, кто в своей жизненной мудрости поднялись выше бабьих войн, и они им глаз не застят. Нет таких в Ратном!
– И как же тогда?
Анна откровенно растерялась: такой длинный и непростой разговор не привел ни к чему. Хотя Филимон и заявил сразу же, что нужных женщин в селе не найти, но все-таки теплилась надежда, вдруг кто-то все же отыщется: ну не только же он выговориться хотел, раз сам сегодня их позвал – глядишь, что-то и надумал?