— Валера, ты холера! Я ж этим диверсантом бы нормально закрылся. Эх, и дурило же ты!
— Прости меня, Паша… Прости. Тогда из ТТ… Не хотел я тогда…
— Нашел о чем скорбеть, чекист, забыл я давно. Ты ведь свое задание выполнял, какие уж тут обиды. А то, что из-за того гребаного разведчика вся наша показуха могла провалиться мне тебе некогда было доказывать. А теперь и вовсе все у нас с тобой поровну, тогда ты чуть меня не убил, а сегодня ты же мне жизнь спас, вот, и ладно. И снова ты свое задание выполнил, только в этот раз у тебя намного лучше получилось. Растешь над собой, но все равно тебя еще учить и учить.
— Шутишь все… Видишь как… Красиво ты тогда на своих ракетах от меня ушел, я даже…
Лицо скривилось от скрутившей его боли, но сознания чекист не потерял.
— Тихо-тихо! Нельзя тебе сейчас разговаривать. А насчет ракет… Раз понравились тебе «Тюльпаны», так давай быстрее выздоравливай, и бегом в Харьковское училище взлет-посадку изучать. А потом уже и ко мне ведомым пойдешь «цветоводством» заниматься. Гонять тебя буду, как сидорову козу…
Боль, видимо, немного отпустила чекиста, и на обескровленных губах появилось мимолетное подобие улыбки.
— Я бы рад… Жаль, не увижу я этого. Так, выходит, и не догнал я тебя по званию, ты вон старлей, а я все в летехах. А ведь мне после этой командировки старлея госбезопасности должны были дать. Пить охота, спасу нет… Знаю нельзя, но хочется… Прощай, старлей. И про дисциплину…
— Ты что, совсем дурной! На тот свет, он гад, собрался? Значит, мы тут врагов бьем, и еще хрен знает, сколько лет с намыленной задницей корячиться будем, пока не сдохнем. А ты там, значит, на нас сверху глядючи, будешь попкорн жрать и ставки на тотализаторе делать? Так, что ли?! А вот хрен тебе! Тут и свои врачи есть, да и самолет до Москвы послать можно. Короче! Как старший лейтенант, лейтенанту приказываю тебе, чекистской скотине, жить! Слыхал?! Срал я с высокой ветки, что твоя лейтенантская шпала моих старлеевских кубарей шире. Живи, чекист! Это приказ! Иначе кто же теперь реактивные секреты нашей страны охранять будет? Ты меня понял!? Не смей у меня сдаваться!
— Уболтал, постараюсь…
— Все-все, уходите скорее, товарищ старший лейтенант!
Павла вышла из знакомых ей по собственному ранению стен, и, расстегнув ворот гимнастерки, вздохнула полной грудью прохладный воздух. Вокруг перекликалась ночными голосами древняя монгольская степь. Над головой снова было усыпанное звездами небо. Она обернулась в сторону фронта. В тут сторону, с которой на эту землю каждое утро приходит рассвет. Ей захотелось увидеть этот рассвет прямо сейчас, пусть он и не будет мирным. Сбоку подошел лейтенант НКВДшник и негромко сказал.