Через окошко за этой сценой со смешанным с ужасом восхищением наблюдала еще одна пара глаз. Это были глаза вчерашней девушки-кассира. Но что эта девушка успела углядеть в этой сцене, и о чем завтра будет рассказывать своим знакомым, Павле было уже абсолютно безразлично.

— Павел, что это было?

— Да вроде бы это утро они тут так изображают. Видите, солнце встает. Замечательные декорации!

— Я не про спектакль, я про то, как сержант госбезопасности у вас прощения просил.

— Ах, это. Да понимаете, Марина, я хамства не терплю ни в какой форме. Вот поэтому иногда глупости и делаю. Но в этот раз все ведь благополучно закончилось.

— Странный вы человек, Павел. А то, что на лице этого сержанта синяк большой, это случайно не ваших рук дело?

— Марина, ну какая вам разница? Вам, что не нравится этот спектакль?

— Нравится. Но зачем вы, Павел, меня снова в театр пригласили? Разве только, чтоб спектакль смотреть?

— Марина, разрешите я вам все после спектакля скажу?

— Товарищи, имейте же совесть, это же театр!

— Простите, товарищ, мы больше не будем…

Спектакль закончился. Глаза Марины горели восторгом, но сама она молчала. Павла тоже не спешила начать разговор.

— Марина, погулять мы, к сожалению, уже не успеем, мой поезд всего через час. Разрешите я вас до дома провожу?

— Хорошо, Павел.

"Э-э-эх! Небось, думает "харьковская Золушка", что сейчас этот "принц на краснозвездном коне" ей в любви признаваться будет. А нам ведь с ней прощаться нужно. Во всех смыслах и навсегда. Вряд ли она поймет меня и простит. Женщины не прощают такого, мне ли этого не знать. Я ведь, когда Ванька женился, три дня тогда плакала. Это потом все сгорело и травой сквозь пепел проросло. Вот уж и правда – "Поматросил и бросил". Сколько еще вот таких же фантазерок мне на моем новом жизненном пути встретятся. Ведь будут верить, что я им судьбой послан. А судьбе на наши планы…"

— Простите меня, Марина!

— Павел…

— За все меня Марина простите… если сможете.

— Пожа…

— Не могу я вам всего рассказать, но поймите! Нам обязательно нужно расстаться.