В сущности, с чисто военной стороны, действия Ги де Лузиньяна выглядели успешными. Регент с небольшими потерями отодвинул границы вассальной Эдессы, выполнил союзнические обязательства перед Византией оттянув часть сил азербайджанцев, нанес некоторый урон эмиру. Но с общественно-политической точки зрения, операция оказалась провалом. В то время в феодальной среде осторожность в бою понимания в принципе не находила, считаясь поведением не рыцарственным и неприемлемым, с чем зачастую вынуждены были мириться и лидеры куда авторитетнее Ги. Серьезных трофеев рейд отряду Лузиньяна не принес, на личные подвиги экспедиция тоже оказалась бедна — какие подвиги во время маневров, а коль ни славы, ни добычи — так что это за война? Оттого вернувшись в начале 1184 года в Каир, Ги де Лузиньян попал в жесткий круговорот придворной политики.

* * *

В это время, под влиянием успехов патриарха Иосифа на западе, на сторону «законной власти» перешли былые сторонники Андроника из провинций северного Причерноморья, включая Трапезунд. Получив существенное подкрепление из войск бывших противников, Константин Айюбид продолжил наступление и к середине 1185 года вышел к Карсу, на чем война закончилась и здесь. Граница прошла примерно по линии Харпут-Эрзрум-Карс, оставив за Джахан Пехлеваном часть его территориальных приобретений времен ромейской смуты. С Эдессой греки граничили почти у Дийабакира, так что и почти половина бывшего Мардинского эмирата покинула «землю ислама».

* * *

Отметим еще одну военную кампанию. Вернувшись в ореоле славы в Антиохию, князь Боэмунд III тут же получил на рассмотрение интересный бизнес-план. Кипр, как упоминалось, под руководством Исаака Комнина отложился от Византии. Тягу Исаака к свободе организовала и оплатила Генуя, заинтересованная в базе в Восточном Средиземноморье, но через год между партнерами возникло непонимание. Комнин искренне считал себя суверенным борцом за независимость, пришедшим к успеху в союзе с генуэзцами, за который он расплатился обнулением транзитных пошлин, минимизацией торговых и местом под дополнительные фактории. Других обязательств перед морской республикой он за собой не числил. В Генуе же полагали, что посадили в мятежной провинции ставленника, должного сюзерену по жизни и навсегда, а сохранившиеся пошлины на ввоз и вывоз товара рассматривали как временные субсидии марионетке, на первое время.

Правил Исаак островом деспотично, быстро настроив против себя население и транзитных купцов, отчего пользовался репутацией «тирана, преданного злу, изменника и предателя хуже Иуды и Ганелона». Но изменение тенденций на материке отслеживал, и под влиянием успехов патриарха Иосифа Стального, вступил с ним в тайные переговоры о возвращении Кипра в родную гавань, объясняя, что отложился он от беззаконного Андроника, а законного василевса готов признать — в обмен на сохранение власти над островом. Иосиф стремления Исаака поддержал, обещая все и еще немного сверху — в отсутствие флота и с учетом поддержки Генуи, взять Кипр своими силами он не рассчитывал, а терминал для восточного Средиземноморья был важнейший. Стороны торговались о гарантиях, когда об их переписке узнали представители Лигурийской республики. Воссоединение Кипра с империей влекло потерю генуэзцами всего полученного от Исаака, но присвоить остров «в белую» они тоже не желали, опасаясь потерять льготный торговый договор с Византией. Договор, конечно, основные выгоды приносил после освобождения Константинополя от узурпатора, но эта перспектива виделась уже близкой. Попытка быстро найти замену Исааку не удалась. Требовалась фигура, обладающая силовым ресурсом, позволяющим удержать Кипр вне Византии. На острове таких не имелось, в континентальной Византии, желающих стать открытым врагом Иосифа Стального не нашлось, суровый нрав патриарха там успели оценить. Купцы поискали среди вернувшихся из Мардина пилигримов, начав с Готфрида III Брабантского, но безуспешно — из знати оставаться в Леванте никто не планировал, а остальные войск не имели. Генуя предложила проект князю Антиохийскому, фигуре сильной и с хорошей деловой репутацией.