Светлый фон

«Лешак» достал из-за пазухи свернутую трубочкой бересту и протянул своему боярину, но замолчал на полуслове и только что не отшатнулся от осязаемого удара ярости и отчаяния, которым полоснул Журавль шагнувшего к нему Мишку. Ратников – Ратников, а не Лисовин! – встретил этот удар и ответил таким же – и уже Валуй и стоящие рядом с ним воины чуть не шарахнулись в стороны. Кое-кто полез за пазуху, непроизвольно нащупывая обереги. Секунды длился этот невидимый, но ясно ощущаемый всеми присутствующими поединок. Журавль первый погасил взгляд. Хмуро усмехнулся и почти равнодушно процедил сквозь зубы:

– С-сука… И тут достали… – и выплюнул словно ругательство, – де-пу-тат…

Мишка дернул щекой и шагнул вперед.

– Ошибаешься, боярин: достал тебя твой человек. А я теперь твоя надежда.

– Надежда – мой компас земной, – криво усмехнулся Журавль.

«Блин, у него, что, крышу сорвало? Тогда трындец, сэр, влипли. И ведь не кончишь его тут… Ну да ладно – с бубей так с бубей!»

«Блин, у него, что, крышу сорвало? Тогда трындец, сэр, влипли. И ведь не кончишь его тут… Ну да ладно – с бубей так с бубей!»

– А удача – награда за смелость, – нахально рубанул Мишка, не слишком заботясь о том, что подумают о них окружающие, и озабочено вглядываясь на Журавля, у которого бледность уже переходила в желтизну на висках. – Смелости тебе не занимать. Осталось поверить, что сейчас твоя удача – я. Другой не будет.

– Умеешь ты убеждать, сука… – прохрипел Журавль. – Только поздно, помираю я – хоть вон у лекаря своего сопливого спроси. Он уже понял… – и взглянул на понурившегося Матвея. – Скажи им, чего уж…

– Мотька?

– А я что? – Мотька вздохнул и безнадежно махнул рукой. – Там нутро задето… Наконечник остался, когда выдергивали. Настену бы…

– А твоя Настена полостные операции делать может? – Журавль насмешливо смотрел на несчастного лекаря. – Я на такие ранения насмотрелся, так что не крути. Печень задета… Хорошо, если до утра доживу. Мне это время надо с пользой провести. Иди, говорю, там мужики… Ими займись.

Мотька растерянно уставился на Мишку, но тот только махнул рукой. Матвей хотел что-то ещё сказать, но передумал, вздохнул и вернулся в землянку, а Журавль снова перевел взгляд на Медведя и распорядился.

– Медведыч! Всем на тридцать шагов отойти, и следи, чтоб ни одна падла с места не двинулась, пока я с бояричем говорить буду. Исполняй!

 

Мишка глядел в глаза сидящего напротив него немолодого мужика с мрачным, изуродованным ожогом лицом и молчал. Раньше казалось, так много надо спросить, а встретились и выяснилось, что не о чем им говорить.