Вот и второй холодный за день. Я чувствовал себя очень усталым.

Число заполненных донцами окошек в магазине уменьшилось до цифры «23». За одно нажатие на спуск я выпустил без малого с десяток патронов. Аппарат был слишком прожорлив. Я перещелкнул рычажок на одиночные, перешагнул тело, стараясь не встать в натекавшую лужу, и двинулся дальше.

Дым в картинной галерее уже рассосался. Но от этого картина стала еще страшнее. Здесь никто не шевелился. Вспомнив, что я видел перед тем, как выбежать из зала, я посмотрел на батальную картину. Теперь все было видно лучше. Я не словил глюк, — все разрушения… это действительно выстрелила нарисованная на картине гарибальдийская пушка. Ну, в какой-то степени… Как раз там, где художник изобразил дуло, холст был разорван. Вернее, уничтожен, вырван большим куском. А за ним… Я сунул руку в дыру, расширив отверстие: — в нише за картиной стоял опустевший футляр, еще теплый. Что-то вроде американского «клеймора», или нашей «МОН-50». Мина направленного взрыва, с готовыми поражающими элементами. Я ставил такие в армии. Покойный «викинг» был прав. Сейфы иногда минировали. Но здесь ловушку не стали ставить в сейфе. Сейф на противоположной стороне был просто приманкой, который выставлял недругов в правильный сектор. Взрыв шел с задержкой. Все равно не уйдут, пока обстоятельно не осмотрят сейф. Идеальная ловушка. И Марко подставил себя, чтобы заманить в неё врагов.

Несмотря на то, что дым рассеялся, все равно мне казалось, что у артиллериста с запалом на картине теперь довольное лицо. еще бы, — столько лет висеть нарисованным на картине с занесенным фитилем, — и наконец жахнуть… Я скривил ухмылку ему в ответ.

Я пошел на другой конец зала, стараясь обходить тела и красное на полу. Марко лежал на спине, раскинув руки, невидяще глядя застывшими глазами в потолок. Вместо живота у него был киш-миш, одежда пропиталась кровью. Он был смелый человек. Идеалист, несомненно. Я протянул руку, чтоб закрыть ему глаза. И вдруг, после того как я провел рукой, его глаза дрогнули.

— Марко, едрить твою!.. — Я едва выдохнул. — Ты жив!!!

Он скосил на меня глаза, чуть склонил голову. И от этого движения, из глазной впадины по щеке побежала слеза.

— Погоди… не шевелись… — Зачастил я. — Сейчас я… найду чем перевязать…

— Поздно. — Прошептал он, одними губами, почти без дыхания. — Я… прожил…

— Не дури, буркнул я, — сам не веря себе, и своим словам.

— Теле-фон… — просипел он. — В кармане. Преду-преди… бра-тьев…

Я кивнул, обшлепал его. Телефон обнаружился в кармане рубашки. Мертвая груда пластика, из который стальной шарик мины вырвал половину потрохов. Телефон был мертв.