— И впрямь мерзавка, та ещё! — подружки поддержали рассказчицу. — Щеки набелила, нос нарумянила, токмо, вот вся квашня — квашней. И руки у нее как оглобли, и волосы как пакля. Видела бы она себя со стороны — Чудо-юдо противное.

— А голос у неё какой грубый, фу! — девушки снова проматывали пережитые мгновения спектакля в мыслях. — На, что она надеялась? Куда такой страхиле, да против Лолы! Лучше бы она этого бугая Силади соблазняла. Вот уж действительна была бы пара достойная друг друга.

— Ах, она подлая, лгунья! — Прасковья никак не могла успокоиться. Она начала часто дышать от нахлынувших переживаний. — Даже яд где-то нашла. И кинжал отравленный приготовила. И ведьму старую подговорила. И хлебушек у сиротинушки забрала. А в конце ещё и на свидание вместо Лолы пришла! — Защитница всех неоправданно обиженных влюбленных от волнения прикусила нижнюю губу. — И все-таки, как хорошо, что всё замечательно закончилась. Вот, так, должно быть в жизни! Если любишь по настоящему, то всё будет хорошо как у Лолы и Муто. Какая же все-таки она умница, что пережила все невзгоды и дождалась своего счастья. И всё у них закончилось пирком, да свадебкой…. Вот, у меня, тоже так будет… — всё хорошо. Не зря же я постоянно молюсь. Чтобы всё было как у них… ОБЯЗАТЕЛЬНО!

Мысли мужской части деревни шли в другом — перпендикулярном от женского мнения направлении. На соседней улице перебивая звонкие голоса девчонок, не обращая внимания на деревья, стоявшие в серебристом инее, на скрип ворот или лай собак… доносилась единым хором другая «песня», звучавшая в едином басистом порыве.

— Да-а! Повезло, этому заморошу Муто — забодай его корова, — Степан Стрешников озадачено крякнул в густую бороду. Выругался. — Инь пущий семень! — Он лихо заломил баранью шапку. Защелкал пальцами на руках. — Чего греха таить — цыгане они и Муроме цыгане. Непонятно только пошто к ним так молодые бабы, да лошади постоянно липнут? Может быть, наговор какой?

На востоке, за деревней, небо совсем померкло. Оттуда, из сгущающейся синевы, неслось навстречу людям студеное дыхание ветра.

— Ась? — Степан поежился. Прижимисто похлопал себя по бокам. Крепкий мороз до красна обжигал щеки и нос, вышибал слезу из глаз.

— На первый взгляд, этот Муто — чертоплюй коих свет не видывал. — Стрешников продолжил недовольно возмущаться. — Чем-то похож на нашего Пашку Пехоту. Только волосы у него длинные и темного цвета, как смола. А по поведению сразу понятно, что ему до нашего рыжего орла как до Москвы ползком. Этот прыщ, чтоб его собаки всего разорвали, не умеет толком ни с бабами разговаривать, ни драться по путю. Все норовит красивыми словами изъясниться, да в сторонке схоронясь постоять. Сущий прохвост, а не жених. По характеру — Кривляка — кобыляка, задери его шатун! Тьфу, прости господи за бранное слово. То ли дело сердцеед Салади. Крепкий, здоровый мужик — сразу видно — молодчага и настоящий боец. Такой и землю спахать сможет и топором помахать и в морду ежели чаго заехать. Федора чем-то напоминает. Только всё время в маске и говорит мало.