— Продолжим… — военачальница «передернула затвор», «повернула воронёный ствол» и посмотрела в сторону, где дымили полевые кухни.
— Радио Дарье! Пусть увеличит количество сборщиков ягод, грибов. Проийтись по ближним селам, деревням. Привлечь людей. Оплату за собранный урожай поднять в полтора раза… Нет, в два! В два раза.
— Как же так, кормилица! — воскликнул один из мужиков, стоящих за её спиной. — Мы же разоримся? Где это видано платить за какие-то грибы, да ещё из своей казны.
— А ты, не считай мои деньги! Скоро осень, а там и зима не загорами. Кормить такую прорву народа, чем будем? А грибы сейчас самый ходовой товар. Их и продать можно.
— Матушка, так кто же их купит? Накой они нужны?
— Кому надо, тот и купит! — «отрезала» боярыня, показывая, что разговор закончен. Она вспоминила, что этот… кому надо, давно сделал предоплату. А ещё ему кроме ягод и грибов нужны лекарственные травы, цветы, корни и много того, что не относится к стройке.
«Я, тут, между прочим, — недовольно подумала она. — Корабли строю! а не занимаюсь заготовкой продуктов и трав для его деревни».
— О, бонжур! Бонжур, мадам Софиа, — на холм спешно поднимался персональный учитель боярыни по политесу, танцам и просто хорошим манерам в высшем обществе. Он тащил за руку какого-то упирающегося худасочного мужика. — Пардон, мадам Софиа. Один минут вашего внимания для Поль дю Реварди!
— О, шарман! — он поднялся на холм и склонился в поклоне. — Я нашел в этой большой куча людей настоящий бон трубадур. Его зовут Федька Топо-лин.
— Мадам, послушайте, послушайте его. Как он поэтично и красиво про всё говорить! Это есть талант. Большой талант! Все, в округе, говорят как простой мужик — коноваль. А он! Как… певец… менестрель… и так поэтично! А ну, Федька, сюкин сынь! Айе ла бонтэ дё. Тавай, каналь, не молчать, кажи нибудь, что.
— А чего казать-то? — народный рифмоплёт от страха присел, сдернул колпак, после чего склонился в поклоне.
— Говорить, как прошлый раз… — француз замахнулся на мужика. — Про солнышь-ко, про радость, про сердечь-ко. Ну, тавай, а не то я тебя ударять…
Федька на миг растерялся, закрутил головой, но затем быстро пришел в себя и проговорил длинно и учтиво:
— О, бьян! Ви слышали, София Борисовна! Ту дё сюит. Это же есть колосаль! Манифик! Трэ бьен!