Светлый фон
Чтобь лючик радостью звенель!

 

— Знаме я этого детинушку, — произнес один из сопровождающих Софьи. — Пригнали с последней партией каторжан. Он с первого дня чудачит. Всяко где-то прячется, отлынивает от работы. Прикидывается блаженным. Лодырь, один словом.

— Тополин? — поинтересовалась Софья. Глаза её сузились, стали строгими. — Что скажешь в свое оправдание? Почему не хочешь работать?

 

Рифмаплёт недовольно скосился, бухнулся на колени и начал оправдываться…

— О-ля-ля! — француз снова был восхищен своим новым другом. — Нет, ви это-о слышать? Ву мё компрёнэ? Да, он, не просто колосаль поэт — он еще и филёсоф! Как он красиво сказать…

— Ишь ты поганец какой! — кто-то едва слышно произнёс за спиной боярыни, перебивая яркую стихотворную речь француза. — За такие слова плетей мало, тут стоит быстро мешок сверху и вешать на березе или снимать голову с плеч.

— Матушка — боярыня, — неизвестный ближе подошел к руководительнице стройки. — Всё ясно, он пустомеля, заводила, бунтарь. Надо бы его казнить по-тихому. А то простые мужики наслушаются таких словов, и начнут повторять почём зря, а там и до бунта не далече.

— Ну, что же, — начальница посмотрела на скисшего мужика. Задумчиво прикусила губу. — Значит, предлагаете удавить или повешать?

— Лучше отрубить голову, — авторитетно добавили из-за спины. — Так будет спокойнее и ему и нам.

 

Поль дю Реварди понял, что вскоре он потеряет свое вдохновение, своего нового «друга» если не попытается срочно что-нибудь предпринять.

— Ах, мой милый мон ами, айе ла бонтэ дё… — внезапно гламурный почитатель поэзии громко обратился к поникшему колоднику. — Тебя теперь всё равно будут вешать или отрубать голова. Поэтому ничего не бойся. Скоро ты умрешь. Лучше кажи ещё шта-нибудь… На прощанье! Такое же поэтичное — про смерть, про боль, про страдания душа. Давай, не молчи! Мы все запомним твой последний слова.

 

«Приговоренный» упал на колени, вскинул руки, размашисто перекрестился и начал причитать…

— О, да! Это колосаль! — почитатель прекрасного вытащил из рукава батистовый платок и мягко смахнул слезу с глаз. — Какой биль талант. Он погибать молодой в этой варварской страна. Жаль, жаль. Но! Ничего нельзя поделать. О, жесткий нравы! О, злые люди! Иди, мой друг, высоко поднять голова и прими смерть красиво, так как ты читать эти великий строка! Прощай!!!

 

— Отставить, казнить, — Софья наконец-то приняла решение.

— Епифан!