В начале осени разрешилась от бремени Румяна, в том самое деятельное участие принял сам Варяжко. Понимал, что хрупкой жене рожать будет трудно, весь последний месяц готовил ее к родам - гулял с ней каждый вечер, заставлял больше двигаться и выполнять упражнения для укрепления тазобедренного сустава - ходить гусиным шагом, приседать, поднимать ноги. Делал массаж, разминал и смазывал промежность, проводил закаливающие процедуры. Ближе к сроку выбрал самую лучшую в городе повитуху, пообещал ей целую гривну, но поставил условие - он будет рядом с женой при родах, а она должна исполнять его указания. За такую громадную сумму - в десяток раз больше, чем обычно, - бабка согласилась, когда же у роженицы начались схватки - прибежала на зов немедля и не перечила странным на ее взгляд прихотям беспокойного мужа.

Заставил повитуху тщательно со щелоком вымыть руки, после обтер их смоченным чем-то льняным лоскутом. Саму роженицу также отмыл и смазал срамное место какой-то мазью. Поместил ее на лавке не лежа, а полусидя - мол, так будет легче рожать. Когда начались схватки, встал подле жены и старался чем-то ей помочь - поддерживал за плечи, утешал и подбадривал ласковыми словами, поил своими настойками. Роды проходили трудно - прошло больше трех часов, а ребенок все не мог пройти через узкий таз. Страдалица уже выбилась из сил, бабка же кричала на нее: - Пуще тужься, печная ездова, ты же замучишь дитя!

Варяжко сам измучился, переживая за отчаявшуюся жену - та не могла родить, как ни старалась. Не подавал ей вида, поддерживал добрым словом, но все отчетливее осознавал - жизнь Румяны под угрозой и не в его силах спасти ее. Снова потерять любимую - от самой этой мысли у него внутри заледенело, казалось, стужа забралась в самое сердце. Вновь, уже в который раз, взмолился к богам, прося у них помощи, но они не отвечали - жена все продолжала маяться. Сил у нее не оставалось даже плакать, лишь судорожно всхлипывала, ее лицо, прежде покрасневшее от натуги, сейчас побледнело, глаза закатились, а голова откинулась на его плечо. Лишь слабое дыхание и бьющаяся на виске жилка подсказывали - жизнь еще не покинула исстрадавшееся тело.

Надежда на лучшее почти растаяла, когда вдруг случилось чудо - ребенок прошел через узкое место, его голова показалась между бессильно раскинувшимися ногами роженицы. Несколько мгновений, не веря глазам, Варяжко смотрел на появившееся из лона дитя, после спохватился, стал приводить в чувство жену - потер ей виски, сунул под нос чашу с брагой. Та открыла глаза, посмотрела на него недоуменно, тут же перевела взор на низ живота, всхлипнула и с неизвестно откуда возникшей силой принялась помогать ребенку. Уже потом, приняв от повитухи младенца и прижав его к груди, заплакала навзрыд, смывая слезами свои страдания и отдаваясь материнскому счастью. А Варяжко обнял ее, у него самого глаза повлажнели после пережитых волнений.