- Воля ваша, тому и быть. Но не вам не знать, как коварен князь - непременно учинит пакость. Так что надо быть готовым ко всему - может нам путь по Днепру перекрыть или пойти против нас войной, еще и науськает тех же булгар или кого-нибудь другого. Проследим за ним, как надумает зло сотворить, немедленно дадим отпор - уж о том мои люди позаботятся. Били Владимира не раз, побьем еще - коль надумает на нас с мечом пойти!
В тот же день отправил в Киев грамоту с изъявлением воли своего народа, от себя еще добавил - если Владимир затеет какие-либо козни, то немедленно расторгнет заключенный между ними договор и прекратит все совместные работы, с теми же зажигательными снарядами и добычей золота. Не дожидаясь ответа, предпринял превентивные меры на случай возможной войны и торговой блокады. Разослал по всем округам и воинским гарнизонам распоряжения, в которых дал разъяснение сложившейся ситуации и возможных последствий, привел конкретные указания - от срочной закупки продовольствия и самых важных товаров до вывода полков на линию обороны. Действовал по принципу - лучше перебдеть, чем недобдеть, - пусть тревога будет лишней, но не пропустить удар противника.
Прошло лето, за ним осень, Владимир так и не решился предпринять что-либо против Новгородской земли, хотя и намеревался. По донесениям киевских агентов - среди них один из бояр, подкупленный два года назад, - весной, еще до получения грамоты из Новгорода, вел тайные переговоры с булгарским эмиром Тимаром Мумином и печенежским ханом Кучюгом. То ли в цене не сошлись или по другой причине, но так и не договорился нанять их для набега в Поволжье и Прикамье. Собственными силами начать войну побоялся - после прошлогодней войны воев у него осталось не так много, как хотел для похода против Новгорода. Перенес свои планы на следующий год, до того времени надеялся все же сговориться с кем-либо. Так что к осени отменили тревогу в полках, они вернулись в лагеря и гарнизоны.
Варяжко все чаще стал склоняться к мысли - Владимира надо убирать, противоборство с ним, тянувшееся уже два десятка лет, ему порядком надоело. Прежде останавливала мысль - Руси нужен сильный князь, способный удержать ее под своей рукой, - и не видел замены своему извечному сопернику. Прощал предательство, помогал в трудный час, а тот, как только набирал силы после очередной трепки, вновь принимался за свое. Чаша терпения у Варяжко переполнилась, ждать, когда князь снова нападет на него, не желал более. Двигала им не обида на Владимира, но то, что от их вражды страдали русичи - гибли в междоусобной войне, а после, ослабленные - от рук иноземных ворогов, не в силах дать отпор. Счет жертвам перешел уже на десятки тысяч, грозил стать еще больше - именно это подмяло последние сомнения.