- Сволочь! - ахнул капитан и спешно начал открывать окно.

В салон уазика ворвался и быстро выстудил его морозный февральский воздух. Жирный мент вполне годится для роли Сеньора-Помидора без маски. Моя заслуга. Сейчас выведет из машины и расстреляет из своего табельного оружия, если в кобуре не куриная ножка. Михаил тоже весь красный тужился на своем месте, чтобы не рассмеяться. А я ведь не до конца насладился троллингом недалёкого мента:

- Представьте себе, товарищ капитан. О вас газеты напечатают: «Пойман серийный засранец. Туалеты страны Советов спасены!» Все вас будут узнавать, пальцем показывать. В магазинах лучшие кости на холодец будут продавать. Жене - колготки, если налезут. И вообще, жизнь прекрасна! Если не злоупотреблять алкоголем и шпикачками, особенно в рабочее время.

Миша булькнул. Руль опасно задергался в его руках.

- Щас ты у меня договоришься. Ты у меня повыражаешься. Слишком умные вы, говнюки сопливые, стали. Научила вас советская власть на свою голову, - ярился толстяк.

- Истинная правда ваша, Виктор Станиславович, - горячо поддакнул я, - Вот были бы все вокруг дураками и идиотами, какая хорошая для вас жизнь бы настала. Чистый коммунизм… Извиняюсь за пошлость.

- Ты заткнешься, или помочь? - перешел на визг Селезнев.

- Заткнусь, чесслово, если скажете, чем отличается мент от свиньи.

- Чего? - почти добрался до ультразвука капитан.

- И чем? - решил поинтересоваться похмыкивающий сержант.

- А ничем.

- То-то же, - сразу успокоился толстяк.

Машина подъехала к отделению в станционном поселке. Меня вынули и повели в двухэтажное здание из белого кирпича. Дежурный лейтенант сделал записи в журнал под нашептывание толстяка.

- Товарищ лейтенант, не забудьте отметить, что меня задержали без всяких на то оснований, без извещения родственников, не обращая внимания на мой нежный возраст и хрупкий организм, - говорил, подпуская слезу в голос и поруганную невинность в моську.

- Так ты считаешь свое задержание незаконным? - нахмурился дежурный.

- Естественно, - важно заявил, - Был проведен незаконный обыск в присутствии только одного понятого и без родителей, в ходе которого у меня скоммуниздили носки. Они хоть и дранные, но родные. Только я имею право обнюхивать свои носки. Это право мне даровано Конституцией. Я выразил возмущение действиями капитана Селезнева, а в отместку пообещал меня расстрелять.

- Уведите его к чертям в задницу, иначе я за себя не ручаюсь! - завопил капитан.

Сержант Миша уже в открытую ржал.

- А моё право на звонок! - вдруг вспомнил и заорал я.

- Имеешь, - успокоил дежурный, - Говори номер телефона.