— Гм. Благодарю, я постараюсь не мешать полету. Да! Поблагодарите герра Громоффа…

— Гер Николаефф! А вы не забыли "Цейс"?!

— Вот ваш бинокль, герр профессор. И пристегнитесь, пожалуйста.

— Да-да! Благодарю вас! Непременно пристегнусь… А мы услышим переговоры наблюдателей, как в прошлый раз?!

— Конечно, профессор!

Даже в день долгожданных испытаний "Собачьей упряжки" (как русские стали называть этот вариант ракеты Оберта), Марте не удалось, ни увидеться, ни пообщаться с русскими испытателями. Зато целый день рядом с ней маячило вполне мужественное, но уж слишком семитское лицо главы русского министерства военной пропаганды, Льва Захаровича Мехлиса. Для настоящей арийки, Марта проявила чудеса сдержанности, и даже поддерживала светскую беседу с этим "унтерменшем" и комиссаром. Но полученной в таком окружении информации, оказалось катастрофически мало для подготовки полноценного доклада об испытаниях. Даже второстепенные цели ее задания, и те не были достигнуты. Ни одного русского реактивного самолета (даже раскрытого летом в Монголии "Буревестника"), рядом не наблюдалось. Фотографировать на аэродроме гостям из Амстердама, также не разрешали.

Перед отъездом, им принесли альбом с фотографиями испытаний, и переведенный на немецкий отчет обо всех этапах эксперимента. Герман Оберт не расставался с эти отчетом и фотографиями до конца полета в Стокгольм. Еще бы! Им все удалось! Его друг, ученик, и в каком-то смысле даже учитель (хотя бы в отношении организации работ и привлечения меценатов), гауптман Пешке, и в этот раз оказался прав во всем. Ведь удалось практически все, о чем мечталось этим двум энтузиастам-ракетчикам — старому и молодому. Русский самолет-гигант ПС-124 сумел подняться до семи с половиной километров (вместо прогнозируемых Пешке шести). А выпущенная им составная ракета, поднялась на высоту тринадцать тысяч восемьсот метров. И это с неполностью функциональной второй ступенью! Причем, все три собаки вернулись на землю здоровыми, хоть и явно перенервничали. Это был настоящий успех, и Оберт был счастлив. Теперь, у него не оставалось сомнений, что выбранный им путь верен…

На следующий день первые страницы европейских газет заполонили взволнованные эссе о прошедших в России первых испытаниях будущей космической ракеты. Французы в своих статьях снова рукоплескали научной отваге "пионеров ракетонавтики", ревниво напоминая, что самые первые ракетные шаги соавтор Оберта, Моровски сделал именно во Франции. И, что без тех первых шагов, ни Моровски, ни сам Оберт не достигли бы таких успехов. Германские издания более сдержанно предполагали, что все эти забавные опыты лишь прелюдия к серьезной работе. Немцы намекали, что в Рейхе, этот труд мог бы получить куда более впечатляющее развитие. В остальных изданиях, тон статей колебался в широких пределах. От возмущенного "бесчеловечностью экспериментаторов, истязающих бедных животных" слюноизвергания, до восхищенного "новым шагом к завоеванию Вселенной" придыхания. Британцы в своих кратких заметках холодно замечали, что в мире идет война, и для таких проектов экспериментаторы выбрали далеко не лучшее время. Ну, а американская пресса, скорее больше потешалась над отправкой собак в стратосферу. В заокеанских газетах Оберта рисовали сидящим верхом на ракете, которую тянула за собой свора собак. Однако, все эти "бумажные войны" совсем не трогали, ни самих "первопроходцев ракетного полета", ни тщательно изучавших информацию о проведенных испытаниях ученых нескольких стран, ни их мудрое начальство. Под прикрытием всей этой газетной шумихи, сразу несколько групп политиков и военных разных стран, пришли к слегка различающимся, но во многом сходным, выводам. Но, вот, огласке те выводы не подлежали…