— Коли так, то я с вами, в кабак отпрашиваться не буду.

Вот она площадь Пьяцца Дель Дуомо, еще немного проедем, и будет дом Лючии. А сердечко то, застучало чаще, вспомнилась жаркая ночь со знойной итальянкой, и сладкая месть её мужу.

Ворота виллы были нараспашку. Странно. Я спешился, а за мной и Силантий.

— Входим во двор, занимаем круговую оборону. Всех впускать, никого не выпускать. Действовать жёстко, но разумно, без смертоубийства, — приказал гренадерам. — Мы с Силантием проверим виллу.

Гренадеры моментально рассредоточились по захламлённому двору, заняв оборону.

Мусор, и всякий хлам во дворе Лючии меня удивил. В прошлый раз я наблюдал везде образцовую чистоту и порядок. Чему я удивляюсь? Прошло столько лет, Лючия могла продать дом и давно уехать из Милана. А новый хозяин порядком загадил его.

Расположение комнат в доме я помнил хорошо, поэтому двигался уверенно. Силантий приготовил два пистолета, на всякий случай. До наших ушей доносился негромкий гул голосов. Несколько шагов, и оказались в зале для гостей. Внешне здесь ничего не изменилось за эти годы, а вот толпа не совсем одетых, в недвусмысленных позах мужчин, похоже, содомитов, стала очень неприятным дополнением зала.

— Что здесь происходит? — во всю мощь своего голоса, на французском языке задал вопрос.

Наступила абсолютная тишина, и прекратилось какое-либо шевеление тел.

От груды полуодетых тел отделилось нечто, похожее на мужчину.

— А в чем собственно дело? — по-французски спросило нечто. — Я хозяин этого дома — Винченцо Сальгарини. Мы празднуем освобождение Милана от французской оккупации. В этом доме, — это нечто обвело зал рукой, — я могу делать все, что мне вздумается.

При взмахе руки, я увидел на теле содомита медальон, полного близнеца медальона моей жены. Глаза меня не обманули, сей медальон я бы узнал даже в груде любых драгоценностей. Ага, если этот упырь здесь, то значит, Лючия тоже неподалёку.

Я схватил за горло Винченцо, быстрее броска кобры.

— Где истинная хозяйка медальона? — зло поинтересовался я у Винченцо, снимая украшение с его шеи.

Эта содомская сволочь начала что-то лепетать на итальянском, который я понимал слабо. Пришлось врезать кулаком в печень, и переключить его речь на французский язык. Надо было бить слабее, а то содомит начал извергать наружу выпитое и съеденное накануне.

Остальные содомиты попытались бежать через дверь. Не учли, что в дверях стоит мой Силантий. Замелькали руки денщика, подобно крыльям ветряной мельницы. Глухие удары, и какие-то хлюпающие звуки, свидетельствовали, что Силантий не выпустил из помещения ни одной живой души.