— Михаил Игнатьевич, тебя там это… поединщик вызывает.

— Кто? Поединщик? И куда вызывает? На поединок? Кто такой?

— Да, этот, который вчера с вами встречался. Который помоложе. Саблей своей машет, кричит чего-то не по-нашему, но ясно, что поносит всяко. Повернулся к крепости… эта… спиной, штаны снял, по заду себя бьет. Ближе не подъезжает, а туда стрелой не достать. Тебя требует. Там ихнего народу толпа собралась. Гогочут. Какой-то гадостью (похоже, навозом) в нашу сторону кидают. Тоже схватки требуют. По всему получается, сразиться тебе с этим … надо. Десятник к тебе послал, а сотники кричат, что ни за что тебя из крепости не выпустит, что те специально бойца послали, чтобы нашу оборону обезглавить.

— Ладно, иди к себе. Скажи, будет им битва, а оборону нашу они не обезглавят. Я и из крепости и выходить не буду.

— Это как же?

— Передай, что велено.

После этого пошел я в свою коморку в средней башне, там снял чехол со своей СВД, набил магазин патронами с черно-зеленой маркировкой на наконечнике (специальных снайперских патронов у меня не было, а у этих уменьшенная скорость пуль, как раз для использования глушителя), ну и сам глушитель поставил, чего шуметь-то. После этого отодвинул задвижку у окна да стал внимательно рассматривать в прицел что там у леска происходит. Вчерашний Молодой, видя, что я не появляюсь, расходился не на шутку и куражился, как только мог. Вообще-то он меня очень удивил. Насколько я помню, согласно монгольской Ясе, т. е. знаменитому уложение Чингисхана, которое, по преданию, постоянно подтверждалось его преемниками, подобные дуэли и проявления «личного мужества» были запрещены под страхом смерти, поскольку нарушали дисциплину в войске. По этой причине даже факт поединка Пересвета с Челубеем перед Куликовской битвой некоторыми современными мне историками подвергался сомнению. Что-то тут не то. Стал, не торопясь, рассматривать «поле битвы». Ага, судя по тому, что около Молодого было не больше сотни легко вооруженных и плохо защищенных воинов, а за леском хорошо просматривалось два отряда тяжеловооруженных нукеров, уже сидящих в седле и готовых по первому приказу выскочить из-за леса с двух сторон, стало понятно, что нас опять стараются выманить в открытое поле. Задумано неплохо, но ничего нового.

Так как подобное поведение Молодого, без ответа с моей стороны, могло бы вызвать, скажем так, негативное влияние на боевое настроение моего войска, я долго ждать не стал. Как только Молодой развернулся в сторону крепости и хохоча своей очередной шутке в мой адрес отклонился в седле назад, я нажал на курок. Ведение огня из СВД возможно только одиночными выстрелами, но и одного выстрела хватило. Пуля вошла прямо в смеющийся рот наглеца (хотя, похоже, и выбила ему при этом передние зубы), прошла через мозг и вынесла затылочную часть черепа, забросав мелкими костяными осколки и кусочками мозга круп его лошади и лица тех, кто еще недавно смеялся его шуткам. Молодого вышибло из седла, как от хорошего удара копьем на встречном конном разгоне, перевернуло в воздухе и неожиданно грузно впечатало в уже утоптанный людьми и животными снег. Толпа у его тела ошарашено замолчала. Не прилетели ни стрела, ни камень, но невидимое копье даже не показавшегося всадника как бы походя, просто убило молодого нукера. Да как убило!