— Кто бросил гранату?

— Ерема.

— Где он?

— Вон.

Я повернулся в ту сторону и увидел моего командира разведчиков, который стоял на коленях возле тела своего бойца, обхватив его голову и задрав свою голову к небу. Вместо воя из его горла вырывался уже только какой-то клекот.

— Что здесь произошло?

Ответил тот же разведчик, остальные стояли, опустив голову:

— Монголы пришли, как ты и говорил. Мы их встретили и потихоньку начали резать. Но один успел подать сигнал и нам пришлось вступить с ними в прямую схватку. Здесь Осипа окружило пятеро. Ерема кинулся ему на помощь, но немного не успел, вершок не дотянулся. А он Осипа любил сильно, чуть не сыном считал.

— Ну а потом?

— А потом он их стал всех убивать. Мы то вон троих уже к тому времени повязали, так он с остальными почитай без нас разобрался. Потом кинулся к стене, а там внизу этих еще семеро. Он к ним. И давай их кромсать. Вон, погляди за стеной. Они уже и не шевелятся, а он их все… А двое в стороне были, убежать попытались. Ерема видит, что не догнать ему их, вот он твою железяку в них и кинул. Вон они лежат.

— А сам?

— А сам поднялся, упал около Осипа, обхватил ему голову и давай выть. Даже нам жутко стало.

Я отправил кавалеристов на стену, ведь последний резерв увел. Сам подошел к Ереме, тяжело опустился рядом. Помолчал. Смотрю тот на меня глаза поднял:

— Прости, Ерема, но бой не закончен. Страшный бой, жуткий.

— Понимаешь, Игнач, я чуть-чуть не успел. Чуть-чуть.

— Осипу не поможешь. Потом похороним его, как героя.

— Нет, Игнач. Мы его сами похороним. По нашим обычаям.

А потом опустил свой тяжелый взор на пленных:

— Эти мне нужны будут.

Я молчал. Было понятно, для чего он просил пленных.