Но вот вроде бы перестал храпеть, поворочался и вроде сел. Никита заглянул в дверь, вздохнул облегченно и поспешил к боярину. Тот встал и, как был, в одном сапоге, прошел к умывальнику, плеснул на лицо водой, принял от Никиты полотенце, обтерся и присел к столу:

— Налей кубок меду. Поправить здоровье надо. Да аккуратнее, не разливай. Что нового? Что там боярыня?

— Боярыня с вечера беспокоилась, но как ты приехал, ушла к себе. Понимает, что ты от князя. Настроение было обычное. Еще налить?

— Давай еще кубок и хватит. Дел много. Что еще?

— Да не знаю даже. С дальней заставы гонец только что прискакал…

— Тревога?

— Да нет, просят срочно сообщить тебе, что купец к тебе какой-то важный едет. А я думаю, какой такой может быть важный купец для боярина, совсем они там от безделья с ума сходят.

Боярин отпил глоток из кубка:

— Что за купец?

— Их Новгорода. Какой-то Игнач. Я говорю, что вы мол боярина всякой ерундой…

Рука боярина с кубком до стола не дошла:

— Кто-о?

— Да какой-то Игнач…

Такого дворовые еще не видели. Дубовая дверь на высокое крыльцо едва не слетела с железных петель. Сам боярин в одном сапоге и без мурмолки метнулся к перилам, закрыл рукой глаза от солнца и, увидев пыль уже у ближнего леса, заорал:

— Открывайте ворота. Живо. Никита…

Никита вынырнул у него из-под руки с сапогом и мурмолкой. Боярин сел на скамейку, быстро натянул сапог, набросил головной убор, успевая одновременно отдавать приказы и беспрестанно оглядываясь на дорогу:

— Поднять срочно по тревоге гарнизон для встречи, предупреди боярыню. Давай бегом.

Сам же, без всякой боярской степенности, прыгая через две ступеньки, добрался до земли, а потом снова бегом помчался к воротам:

— Открывай живее. Убью, с-суки!

Потом собственными руками (!) поднял тяжеленный запорный брус, с помощью набежавшей подмоги опустил его на землю и навалившись на створку сам открыл ворота.