Следующая мысль — я нахожусь в соборе, но опять же, напрочь не мог вспомнить — в каком именно. Казанский? Троицкий? Никольский? Мне стало стыдно, ведь я не был в соборе уже лет пять. Вот, наконец, принесло — наверное, совсем плохо стало. Не поднимаясь с пола, я с интересом разглядывал фрески на потолке. Надо же, думаю, технический прогресс дошёл и до искусства: уже в росписи соборов применяют 3D-графику, причём, весьма высокого качества. Несомненно, 3D-Max! Особенно реалистичными были фигуры епископов и каких-то мускулистых парней, сидящих на колоннах и вызвавших у меня очередной приступ зависти и ненависти к своему внешнему виду. Но наибольшее впечатление произвела картина «Сотворение человека», при виде которой меня начала охватывать смутная тревога. В какой-то момент я осознал, что фрески напоминают то, что я видел в альбоме о художниках Италии, а именно — фрески Микеланджело.

Микеланджело? Да-да, эти живые, объёмные фигуры — его рук дело. Но ведь это бред, итальянский гений скульптуры не был в Питере по одной простой причине. При нём и Питера не было.

Тогда где я? Меня бросило в холодный пот, появилось очень нехорошее ощущение неизвестности, которое обострилось, когда две костлявые руки впились мне в плечо.

— Che fai qui, ragazzo matto?! (Что ты здесь делаешь, дурень? — ит. перевод) — послышался грубый мужской голос с едва заметной усмешкой.

Обернувшись, я увидел двух парней в белых одеяниях до пола. Ну, думаю, всё, допился Санёк до смерти, вон уже ангелы за мной прилетели. Только вот не похоже, что из рая. Один из них был косой, а второй — кривой на один глаз.

«Итальянские туристы», снисходительно подумал я и, обрадовавшись, что знаю их язык, ответил следующее (дальнейшее повествование будет на русском):

— Синьоры, если вы заблудились, я готов проводить вас до ближайшего метро…

— Ты что болтаешь?! Нет времени на шутки, у нас проблемы!

Я поднялся с пола, собираясь уйти, но странные товарищи схватили меня под руки.

— Стой! Ты ведь певец?

— Да, но весьма посредственный.

— А ну пошли!

Эти двое сумасшедших потащили меня под руки к выходу. Я ничего не понимал и пребывал в каком-то странном состоянии, будто бы всё происходящее — не иначе, как кошмарный сон.

Мы вышли в коридор; справа от входа в главный зал музея в стене была дверь, а за ней ступени наверх. Наконец, меня втащили на какой-то балкон, где собралось много народу, и, окинув презрительным взглядом всех присутствующих, крикнули:

— Вот вам тот самый подарок небес, мы нашли его на полу!

Меня тотчас обступили очень странные люди, почти все высокого роста, в белых, до пола, одеяниях, с длинными волосами и лицами, при виде которых я вздрогнул. Они были словно с того света. Они что-то громко говорили, но я не обратил внимания на слова. Но вот их голоса словно вывернули меня наизнанку: этот тембр я слышал только два раза в жизни — первый раз в записи Алессандро Морески, а второй… второй — когда злые однокурсники записали мой доклад на диктофон.