Сдавать красноармейцев их командиру, как-то не хотелось, но и оставлять такой залёт безнаказанным тоже нельзя. Поэтому забираю у одного бойца пулемёт, из под щеки другого вытягиваю карабин и, сложив оружие возле своих ног, усаживаюсь в трёх шагах от ячеек и, подобрав несколько камушков, кидаюсь ими в «карабинера», стараясь попасть в каску. После третьего или четвёртого «звонка», болезный начинает шевелиться, а потом, видимо окончательно проснувшись, ищет свой карабин и оглядывается по сторонам. Увидев меня, а главное направленный на него ствол пулемёта, окончательно выпадает в осадок и замирает на месте с открытым ртом.

— Рот закрой, кишки простудишь. — Шёпотом говорю я. — Ты кто?

— Гера. — Судорожно сглотнув ком в горле, так же шёпотом отвечает он.

— Что тут делаешь?

— В карауле стою.

— Давно служишь?

— Весной призвали. — Так, с этим всё ясно, молодой парень, в роте судя по всему недавно, был припахан более старшим товарищем, который завалился спать, а молодого заставил переносить все тяготы и лишения воинской службы. Проверим своё предположение.

— До этого, где служил?

— В музыкальном взводе полка.

— Духопёром?

— Да, на трубе играл.

— А к разведчикам-то как попал?

— Сам попросился, они воюют, а мы в тылу. — Как тебя только в рейд взяли-то, думаю я про себя и решаю проверить свою версию.

— По-немецки, хорошо разговариваешь?

— С четырёх лет, мама учила.

— А полное твоё имя?

— Герберт. — А вот теперь с тобой всё ясно. Белокурая бестия, да и кадык выпирает определённым образом, вылитый фриц.

— А фамилия?

— Иванов. — Это как у Жирика, мама русская, а папа юрист, только тут скорее папа русский, а мама немка.

— За сон на посту во время боевых действий, знаешь, что бывает?