Атаку мы замедлили, но не остановили, зато два тяжёлых пулемёта на себя отвлекли, а сколько лёгких стало стрелять в нашу сторону, я уже не считаю, потому что ползу следом за Фёдором менять позицию. Малыш пока прикрывает, но недолго. Минута, и он тоже замолк. Пулемёт замолк, а Емеля пыхтит где-то позади нас. Были бы окопы, ещё можно было пободаться чуть дольше, а подставляться под глупую пулю, ну его в пим. Пролюбив скрытность манёвра, немцы навесили над нашей берёзовой рощей осветительных ракет на парашютах и, поливая деревья пулемётным огнём, продолжают атаку. Причём заходят на нас обратным клином, расходясь в стороны. Центральный взвод залёг и ведёт огонь с места, а два других обходят рощу с флангов. Правый от нас взвод в зоне поражения, а вот левый, скоро из неё выйдет, тем более до противника уже четыреста метров. Пока мы ползли, гансы бежали, а может и пешком шли. Теперь нам остаётся или валить всех, или сваливать побыстроляну. Выбираем план «Б». Из двух стволов валим левый взвод, и пока остальные не опомнились, включаем левую заднюю, и сваливаем на северную опушку. А дальше, прикрываясь деревьями, несёмся во весь опор, в деревушку с «поэтическим» названием — Носки или Сноски. А уже вслед нам летят «морковки» из ротных миномётов, но падают они в роще.

Опять нас пронесло, забежав за ближайший амбар, и бессильно сползя по его бревенчатой стене, рассуждаю я про себя, после кросса по пересечённой местности. Один в один, Трус, Балбес и Бывалый, из комедии Леонида Гайдая. Сначала буквой зю между деревьев, потом во всю прыть по мокрому лугу, потом скачки через огородный плетень и спасительный амбар. Закатываюсь в беззвучном смехе, пока надо мной не зависает удивлённое лицо дяди Фёдора.

— Ты чего, командир? — обеспокоенно спрашивает он.

— Да вспомнил, как мы бежали наперегонки, вот и ржу. Кто хоть первым пришёл?

— Ясно, а я думал у тебя эта, как её — делириум тременс.

— Чего???

— Трясучка по-нашему. У нас мужики, бывало, напьются, так у них с утра тоже руки тряслись. Вот они и шли значит к нашему фельдшеру, опохмелиться, а он их и вразумлял всякими разными умными словами, а в конце всегда добавлял, — «делириум тременс», и что-то там ещё, но чеплашку спирта наливал. А потом гнал взашей. Правда, наливал не всем и не всегда, но про тременс постоянно упоминал.

— А чего у меня трясётся?

— Да вон, рука. — Ясно, а я-то думал, опять Гайдай… Бедный Шурик.

— Ладно, пойдём позицию занимать, пока погоня не прискакала.

От деревушки до рощи триста метров, поэтому занимаем окошки — бойницы в амбаре и ждём противника. В строении только мы с Федей, Малыш залёг в канаве, прямо на деревенской улице, левее нас. Можно, конечно, и отойти к своим, только смысла не вижу, позиция нормальная, получается, тылы мы прикрываем обеим ротам, как четвёртой, так и пятой. Не понял? И что это началось? Слева от нас стреляет зенитка. А справа как минимум пять пулемётов. Зато из рощи напротив появляется противник, но не пройдя и пятидесяти метров, начинает откатываться, потому что какие-то долбоклюи открывают огонь с юго-восточного края леса, с пятисот метров, поэтому ничего другого мне не остаётся, и подвесив последнюю люстру, командую огонь, и уперев кожух ПП на нижнее бревно бойницы, начинаю стрелять. Я-то хотел подпустить взвод фрицев метров на сто или ближе, и вальнуть их кинжальным огнём. Тогда бы деваться им было некуда, отступать двести метров до рощи, по чистому полю, да ещё под огнём двух пулемётов, однозначно, — хитлер капут. А сейчас, спрячутся за деревьями и всё, выковыривай их потом оттуда.