— Ну п***ец! Писатель… — Перед мужиком из воздуха возникли поручни, за которые он уцепился и втащил жирное тело на бортик. Трусы мерзко шлёпнули по кафелю. — А чего вскрылся-то? Из-за любви?

— Да какой там! — Я машинально присел рядом, достал сигарету и прикурил; мужик не заругался. — И не вскрылся я, а с балкона прыгнул.

— Вот, ещё и дворнику подгадил…

— Жизнь такая — и не захочешь, а подгадишь, хоть кому-нибудь. Ты вообще-то спросил — слушать будешь, нет?

Мужик пожал толстым плечом. Я расценил это как «да» и сказал, затянувшись:

— Да тупо всё, дядя. Ту-по. Не объяснишь, пережить надо. Вдруг понимаешь, что тебе уже — за тридцатник, ты работаешь на хреновой работе, перспектив — ноль, талантов… Ну, я писатель, да. Меня человек сто, может, читают, там, лайки ставят. И всё. Понимаешь? Всё! Ни хрена больше в жизни нет и не предвидится. Носишься, носишься, как белка в колесе. Кто-то после работы бухает, кто-то дурь по вене пускает — чтоб расслабиться, чтоб жизнь хоть как-то, хоть через дерьмо унюхать немного. Развалиться на диване и сказать: вот сейчас я живой, и мне срать на всё, я свободен! Мне повезло — я книги писал. Мне хреново — я пишу. Об меня ноги вытерли — я пишу. От меня жена ушла…

— Во! — Мужик поднял указательный палец. — Вот оно. А я говорил же — из-за любви. Люди вечно так: как дурь всякую творить — так из-за любви, а как умные вещи — так из-за денег. А потом голосят, что любовь — самое важное, а деньги — пыль. Где логика?

— Да пошёл ты! — обиделся я и бросил сигарету в бассейн. — Вообще больше ничего рассказывать не буду.

Я встал, демонстративно отошёл. Далеко-то было не уйти — стены кругом. Поэтому я просто отвернулся и сложил руки на груди — картина «Я обиделся».

— Да ладно, чё ты залупился-то? — проворчал мужик примирительно. — Давай, бомби дальше. Меня дядь Петей звать, кстати.

Эта вопиющая обыденность меня почему-то резко переориентировала. Я повернулся и, даванув на дядь Петю мрачного косяка, буркнул:

— Семён.

— Да знаю я. Чего сдох-то? Жена больно хорошая была?

Вот располагал он к себе. Грубоватый, немолодой, жизнью тёртый. У нас в фирме такой мужичок был — умер потом. Коляном звали, царствие ему небесное…

— Жена — обычная. Жена как жена. Просто, знаешь, дядь Петя… Последняя капля. Ушла, записку оставила — к моему же бывшему однокласснику свинтила, прикинь! А он, я знаю, какой-то «Йога-центр» держит, типа того. Ну, при деле, в общем. В школе ещё спортсменом был лучшим. И вот читаю я эту записку и понимаю: всё. Ну на кой хрен я вообще нужен? В кино хорошо — там можно плюнуть на всё и поехать в домик в лесу, а там — приключение. Или поехать развеяться на Гавайи. А там — приключение. Или просто прогуляться пойти, а там — приключение. А в жизни нет у тебя ни леса, ни домика, ни Гавайев. Выйдешь прогуляться, а в башке как дятел долбит: «У тебя кредит, у тебя жрать нечего, у тебя не жизнь, а говно». Неделю назад на остановке двух подростков видел — парень с девчонкой. Стоят, целуются… Я домой пришёл, в ванной заперся, и — не поверишь! — час рыдал, как сучка. Потому что ни хрена подобного у меня в жизни не было. И нет. И не будет уже точно. Раньше хоть за жену держался. А теперь… Не, ты не подумай, что я такой на нервяке и эмоциях, тельняшку на груди рванув — не. Я спокойненько. Даже записку оставил — ментам поржать.