Фрэнк был поражён.

— О! — сказал он. — Так это его сапоги. Хороший мужик! Кем бы он ни был.

* * *

В этот момент, Гретхен нанесла первый удар по другому врагу. Куда менее явному, но, по ее мнению, куда более опасному.

— Ну хорошо, — сказала Матильда, одна из женщин в хижине. Её голос звучал неуверенно и робко. Она бросила взгляд на четырёх других женщин, которые ютились на убогих лежаках вдоль стен. Две из них были родными сёстрами Матильды, а две другие — двоюродными. Обе её кузины и одна из сестер баюкали детей.

Неуверенность и страх Матильды отчетливо отразились на её лице.

— Я не прошу вас сильно рисковать, — тут же сказала Гретхен. — Ничего такого, чересчур страшного для вас, делать не нужно. Я думаю, утром вы обнаружите, что всё намного проще. После победы в битве, высокопоставленные и могущественные отцы города не смогут так рьяно, как раньше, обвинять кого-либо в колдовстве.

Женщины в хижине, не отрываясь, смотрели на неё. Они были очень испуганы, Гретхен прекрасно это видела. Женщины были напуганы и напряжены с того самого момента, как Гретхен подошла к Матильде и одной из её кузин. Эти две молодые женщины стояли в толпе, наблюдающей за проходящей американской армией. Гретхен выделила их из толпы через минуту после столь впечатляющего отбытия Джефффа. Она руководствовалась скорее инстинктом, чем своим собственным трудным опытом. Да и она хорошо знала, как распознать отчаявшихся женщин, и что более важно — женщин, ещё сохранивших внутренний стержень.

Да, испуганные, да, взвинченные. Но Гретхен знала — её выбор был точен. Женщины всё ещё слушали, как она говорила, без протестов и каких либо попыток выгнать её прочь из этого жалкого жилища в худших трущобах Йены.

Матильда и её обширная семья были частью огромной массы бедных женщин, которых война загнала в тяжёлое положение. Все они были беженцами из Пфальца, нашедшими убежище в Йене. Все взрослые мужчины семьи были убиты либо пропали, кроме калеки — дяди Матильды. Сейчас он мирно спал в соседней лачуге.

Матильда и её привлекательные двоюродные сёстры содержали большую семью, зарабатывая проституцией. Йена хорошо подходила для такого занятия, при столь большой численности молодых студентов, большинство из которых были из немецкой знати и процветающих бюргеров. Но если Йена и стала для них убежищем, один момент был очень рискованным. Женщин такого рода занятия терпели до поры до времени, пока они знали своё место. В течение почти столетия, как началась безумная охота на ведьм, несчастные существа, такие как они, становились первыми, кого обвиняли в колдовстве. Обвинение было практически невозможно опровергнуть, даже если местная знать соглашалась выслушать слова в защиту невиновности, чего она чаще всего делать не желала.