— А, посланцы твои! — наморщив лоб, припомнил Петр Иванович. — Так здесь они где-то шуруют… Да вон! Не они ли стоят?

Приметливый был князь-воевода Потемкин, с головой добре дружил, всех людей своих помнил — даже вот и совсем непотребных холопей и то не позабыл. Вот ведь память!

Они, они и стояли на углу. Игнатко и Ленька. Улыбались несмело. А, как перехватили хозяйский взгляд, подбежали, пали на колени…

— Ай, господине! Живой!

Бутурлин тоже смутился…

— Ну, вставайте. Обнимемся, что ли, ага…

Обнялися. Своеземец-помещик и холопы его верные. Как родные… Так ведь и родные — правда и есть.

В этот момент из дома судьи послышался выстрел. Все вздрогнули, повернули головы. Больше не стреляли… Только кто-то громко ругался, возился, шумел…

— Что там такое? — нахмурился князь.

Тут же и метнулись слуги, вернулись с докладом тотчас же:

— Судья, именем Карл Линдберг, насмерть застрелил славного боярина нашего, Анкудея Хомякина!

— Хомякин погиб? — Потемкин явно расстроился. — Жаль, жаль. Славный вояка был! А точно его убили-то?

— Я, княже, проверю! — вызвался Бутурлин. — Побегу.

— Давай, Никитушка. Глянь. Людишек своих возьми, эй…

Грузное тело Хомякина лежало на дощатом полу в кабинете. Вся грудь боярина была в крови, выкатившиеся глаза недвижно смотрели в небо… точней, в потолок, покрытый резными узорами. Рядом, упав на широкий объемистый сундук, навзничь лежал королевский судья Линдберг, более известный под именем Законник Карл. На шее его пролегла глубокая рана — как видно, ударили саблей, едва не отрубив голову. Конечно же, судья, как боярин, тоже не подавал никаких признаков жизни.

— Понятно, — осмотрев все, Никита Петрович взглянул на хомякинских ратников. — Кроме судьи, никого в доме не было?

— Слуги говорят, какая-то девка еще… Но мы не видали… не нашли…

— Ага, ага… — лоцман глубокомысленно покивал. — Ну, парни — давайте-ка к воеводе… А потом этот дом — ваш! Тут много чего.

Услыхав про дом, ратники явно обрадовались, даже про господина своего забыли.