— Ну-у, если в таком разрезе, то в итоге как раз могут отдать дурачка-стрелочника, — доброжелательно отвечает Комаровских. — Вот типа этого Ербола. У которого никаких прав, одни обязанности. И который сам не решает, что делает. Грубо говоря, он — инструмент. Работает инструментом совсем другая голова, никак не его собственная.

— Здорово! Получается, тот, кто это всё затеял, и дальше может делать, что хочет, — выношу для себя единственную ясность из разговора с Комаровских и Бахтиным, которые почему-то стали необыкновенно косноязычными.

— А вот тут не так, — терпеливо продолжает разъяснять Комаровских. — Мы внутри, на своём уровне, конечно всё выясним. И примем меры. Но снаружи об этом никто не узнает. Как бы поделикатнее… В Комитете много людей. И многим совсем не нужно, чтоб из-за одной паршивой овцы чего-то лишали всех. В общем, есть и внутри нашей организации варианты, но то всё не для тебя. Извини. ТЫ деталей не узнаешь. Хотя, повторюсь, спать можешь спокойно! — спохватывается Комаровских. — Не повторится!

— Но почему «не повторится», вы мне не скажете? — настойчиво уточняю ещё раз.

— Точно! — Комаровских улыбается с видом человека выполнившего трудную работу.

— Государство устроено сложно. Есть "мёртвые зоны". — Зачем-то говорит Бахтин, глядя в стол. — Лично я не вижу, как тут и что можно эффективно сделать быстро, плюс «против шерсти». Ты просто ещё молодой, и не во всём взрослом ориентируешься.

— Олег Николаевич, знаете…

Прерываюсь на полуслове и удерживаюсь от сентенции на тему того, что когда его жене и ребёнку была нужна помощь…

Вместо этого говорю:

— Понято, принято. Господа, лично меня это всё, как можете догадаться, не устраивает. Теперь не обижайтесь и вы с вашим государством на меня, с таким положением вещей согласиться не могу.

— Да погоди, не горячись! — вспыхивает Бахтин. — Процедуры такие. Совбез, представление к снятию, назначение комиссии вручную, и так далее. А к твоим повторно точно не полезут…

— Я своих отправил. Они уже в Эмиратах, — пожимаю плечами. — Как чувствовал…

— Тогда не переживай, — серьёзно смотрит в глаза Бахтин. — Поживи пока у меня?

— Спасибо, но нет. — Поднимаюсь из-за стола. — У меня свои рецепты. Господа, не примите на свой счёт, но такая работа государства, причём даже не в ваших лицах, а по таким принципам… — тщательно подбираю слова, но получается всё равно банальщина. — Лично меня не устраивает.

— Можно подумать нас устраивает, — хмыкает мне в спину Комаровских, когда я прикрываю двери, выходя из кабинета Бахтина.

Бдящий на выходе, уже знакомый, полицейский сержант мажет по мне взглядом, задерживается на моих глазах, что-то хочет сказать, но в итоге молча открывает проход.