Светлый фон

– Ну, не преувеличивай! Не прямо на аллее! Ну не оказалось же рядом беседки, да ещё кусты эти дурацкие!

– Хорошо хоть, не колючие! Две были рядом, обе свободны, к обеим тропинки, а тебя сквозь кусты между ними несёт! Не той боли я утром боялась, которой надо было...

– Они там, значит, делом заняты, и судя по звукам, до беседки не дотерпели, а прямо на траве за кустами, – продолжал мой наследник, – Ну, нам без разницы, главное – все препятствия преодолены, и задача выполнена. Точнее – выполняется. Агенты дяди Хренио рассказывают нам, как Фильтату пасли и подстраховывали, мы им – как ворота с храмовой стражей преодолевали, они это дело тоже взяли на заметку, кто там задержать нас велел, а каким манером мы шекель кайсаровский ей перекинули, они и сами видели, и им это очень понравилось. Пришлось нам с царёнышем свои рогатки им подарить. Оба на память мою рогатку хотели, в деле побывавшую, даже жребий тянули, кому из них она достанется, а Миликон свою проигравшему подарил, чтобы и ему тоже обидно не было.

– У вас хоть резина-то на новые ещё осталась? – прикололся я.

– По нулям, папа, – признался Волний, – Девкам же мы не похвастаться потом не могли, верно? И наши, у кого не было ещё, заканючили, и "гречанки" – все разом захотели своими рогатками обзавестись, ну и как тут им откажешь?

– Другие у меня были планы на эту партию каучука, – проворчал я для порядка, – Но ведь и вас же безоружными не оставишь – придётся и с вами им поделиться. Хренио ещё наверняка для своей агентуры попросит. Каучук вулканизировать сами будете, понял? Ну, сорвиголовы! – и мы с ним рассмеялись.

– Мы, значит, с агентами почтенного Хула там зубоскалим, – Мато вернул нас к разбираемой теме, – А финик этот малахольный по аллее бегает взад-вперёд, выкрикивает Фильтату – мы ржём, дошло ведь уже. Он к нам, спрашивает, не видели ли мы такую-то и такую-то девку, Волний с самым серьёзным видом подробности уточняет – нет, говорит, такая – не попадалась. И тут царёныш с таким же серьёзным видом – стоп, а это не её ли ухарь один вон в ту беседку увёл – и тычет пальцем на ту сторону аллеи, а туда же как раз одна шалава с хахалем зарулила. Так дурня ведь понесло туда проверять, мы тут со смеху едва не падаем – жаль, не видели, что там происходило, но обратно его вынесло с хорошо расквашенным носом. И тут как раз наши из-за кустов выходят, растрёпанные, этот прямо на ходу шнурки набедренной повязки завязывает, та подол оправляет, вся взъерошенная и извазюканная, но рты – вот только, что не до ушей...

– Ну, видок у меня, конечно, был ещё тот! – подтвердила финикиянка, – А я ещё же и ковыляю после этого дела как подбитая утка Да ещё тот синяк, который Волний мне посадил, ноет сильнее, чем там, где надо. В мечтах-то ведь всё это представлялось как-то немножко иначе. Ну и Гискон этот – сюда-то зачем позориться припёрся? Когда в сад от храма смывалась, так представляла себе, как возвращаюсь, жертвую кайсаровский шекель Астарте, а этому его шекель возвращаю – благодарю, не понадобился, сама по старинному обычаю честно заработала. Но как образовалось всё, так и злость на него прошла, унижать его не стала, а положила просто на аллее так, чтобы он видел, если сам ещё не всё понял. Но он-то понял, конечно. В дурь попереть ребята ему не дали, но аккуратно, тоже щадя. А мы, значит, к храму идём – ну, как я иду и в каком виде, представляете ведь? Отец и мама в ступоре – ага, всё та же знакомая песня, кто тебя теперь такую замуж возьмёт. Тоже мне, проблему нашли! Кто надо, тот и взял!