— Мы должны обвенчаться до выхода в море, — сказал Серов.

— Непременно. В тот же день, когда ты сможешь донести меня до церкви на руках.

— Могу я попробовать сейчас?

— Нет, дорогой, ты ранен и еще слаб. — По ее губам вдруг скользнула улыбка. — Но если хочешь, я подставлю плечо и провожу тебя в постель.

— Хорошая мысль, — одобрил Серов. Проводы были долгими, и рана им не помешала.

* * *

Старый Пьетро приехал в усадьбу на рассвете, в тележке, запряженной осликом, с корзиной, в которой бренчали винные бутыли. Негр-слуга занялся ослом и упряжью, Страх Божий — грузом, а старик, двигаясь с завидной для его возраста легкостью, шагнул на веранду, поклонился Серову и сел в предложенное кресло.

— Я помню вас, мой господин, вы были у меня с синьором Джулио. И недавно я готовил вам целебные снадобья… Они помогли? Как ваши раны?

— Заживают, — сказал Серов. — Силы возвращаются ко мне.

— Хвала Мадонне! Пусть она одарит вас здоровьем! — Пьетро перекрестился и бросил взгляд на книгу, лежавшую рядом с ларцом на столе. Потом нерешительно спросил: — Это принадлежало синьору Джулио?

— Да. Я не знаю итальянского, достойный Пьетро, и хочу, чтобы вы мне ее прочитали. Вернее, перевели на английский, которым вы так превосходно владеете, или на французский. Я щедро оплачу ваш труд.

Серов протянул ему кошель, набитый золотом. Пьетро без возражений сгреб дукаты, сунул в карман и прикоснулся к переплету с прожженными дырами. Пальцы у него были тонкие, смуглые, сухие.

— Постараюсь прочитать и перевести, мой господин, но прошу вашего снисхождения — ведь я всего лишь аптекарь и цирюльник. — Склонившись над столом, он осторожно, будто лаская, погладил кожу переплета. Лицо его было задумчивым и грустным. — Вот он какой, труд мессира Леонардо… никогда не видел, только слышал…

— От Росано? И что он вам рассказывал, сударь?

— Рассказывал? Ничего. Когда он был трезв, то хранил свои тайны. Но знайте, синьор, что мы с женой венецианцы, как и бакалавр Росано, а потому он часто бывал у нас, приобретал лекарства и пробовал вина, что я получаю из Старого Света. И это не удивительно. Куда еще он мог пойти? Не в кабак же, бражничать с разбойниками! И когда он… хмм… когда вино овладевало им, он плакал и стонал, и из этого стона, этого плача мы узнали о горестной его судьбе. Он был хорошим, но злосчастным человеком… — Старик нахмурил брови, прикрыл глаза морщинистыми веками. — Я никогда не стал бы говорить о нем… Но синьор Джулио мертв, вы его друг, и у вас его книга. Вы знаете ее историю?

— Отчасти, — вымолвил Серов, припоминая невнятные речи Росано. — Ничего определенного, почтенный Пьетро. Как и в вашем случае, я слышал лишь то, что говорилось под хмельком.