– Это помогло бы ему укрепить своё положение перед ханом.

Он пересказал сцену, свидетелем которой стал у Иванга.

– Так ты считаешь, у Надира неприятности при дворе?

– Да.

– И ты думаешь, Иванг может принять ислам?

– Во всяком случае, он задаёт вопросы.

Калид рассмеялся и мучительно закашлялся.

– Это будет странно.

– Люди не любят, когда над ними смеются.

– Что-то мне подсказывает, что Иванг был бы не против.

– Ты знал, что так называется его родной город? Иванг?

– Нет. Серьёзно?

– Да. Так он сказал.

Калид пожал плечами.

– Выходит, мы не знаем его настоящего имени.

Ещё одно пожатие плечами.

– Никто из нас не знает своих настоящих имён.

Любовь, огромная, как мир

Любовь, огромная, как мир

Сбор осеннего урожая наступил и прошёл, опустели караван-сараи, когда закрылись на зиму восточные горные дороги. Дни Бахрама стали полнее из-за присутствия Иванга в суфийском рибате, где он сидел у стены и внимательно слушал всё, что рассказывал старый учитель Али, почти не перебивая, разве только чтобы задать небольшой вопрос, например, уточнить значение того или иного слова. Суфии много оперировали словами арабского и персидского происхождения, и хотя Иванг хорошо владел тюркско-согдийским, богословский лексикон оставался для него тёмным лесом. В итоге учитель дал Ивангу словарь суфийских терминов, истирахат Ансари под названием «Сто полей и мест для отдохновения», введение которого заканчивалось фразой: «Истинная суть духовных состояний суфиев такова, что всякие слова бессильны их описать; тем не менее, эти слова абсолютно понятны тем, кто испытал эти состояния сам».