– А маньчжуры? – спросил Калид.

– Нам стало известно, что чума не обошла их стороной. Как и следовало ожидать. Не исключено, что они и принесли её с собой. Они могли специально подослать к нам своих больных, чтобы распространять заразу. Это немногим лучше, чем окружить противника ядовитым воздухом.

Калид покраснел, но промолчал. Надир ушёл – очевидно, решать остальные необходимые вопросы перед бегством из Самарканда. Калид захлопнул за ним ворота и вполголоса выругался. Бахрам, радуясь неожиданному возвращению жены и детей, стискивал их в объятиях, пока Эсмерина не вскрикнула, что он их задушит. Все плакали от радости, и только потом, в разгар огораживания территории, что так выручило их десять лет назад во время эпидемии чумки, когда они потеряли лишь одного слугу, который сбежал в город проведать любовницу, да так и не вернулся, – только потом Бахрам заметил, что его дочка Лейла апатично лежит, а на её щеках горит лихорадочный румянец.

Её положили в комнату с кроватью. Лицо Эсмерины было перекошено от страха. Калид распорядился, чтобы Лейлу держали в уединении, кормили и поили передавая еду через двери, при помощи шестов и сеток, тарелок и калабас, которые следовало оставлять там, не возвращая. Но Эсмерина, конечно, обняла дочку перед тем, как был установлен этот режим, и на следующий день, в спальне, Бахрам заметил, как раскраснелись её щеки и как она застонала, проснувшись, подняла руки, а в подмышках у неё виднелись метки – твёрдые жёлтые бугорки, выпирающие из-под кожи, и даже (он успел разглядеть, пока она не опустила руку) как будто огранённые, словно граниты, или словно она превращалась в драгоценный камень изнутри.

После этого дом превратился в лазарет, и Бахрам целыми днями ухаживал за остальными, круглые сутки на ногах, охваченный лихорадкой, отличной от болезни, и Калид всё уговаривал его не притрагиваться к своей заражённой семье и не приближаться к ней на расстояние вздоха. Иногда Бахрам пытался, иногда нет, обнимая их так крепко, словно мог руками удержать в этом мире. Или вытянуть обратно – когда умерли дети.

Потом начали умирать взрослые, и они почувствовали себя запертыми в хосписе, а не в убежище. Федва умерла, но Эсмерина держалась; Калид и Бахрам ухаживали за ней по очереди, Иванг тоже присоединялся к ним.

Однажды вечером Иванг и Калид попросили Эсмерину подышать на стекло и стали смотреть на влагу сквозь свои увеличительные линзы, почти не комментируя. Бахрам тоже взглянул и увидел скопище крохотных драконов, горгулий, летучих мышей и иных существ. Он не захотел смотреть дольше, но понял, что они обречены.