– По чьим порядкам?

Она отвела взгляд.

– Я не могу за вас выйти. Вы – хуэй, а я – та, которая ещё не мертва.

– Императоры династии Мин велели всем хуэям жениться на женщинах из приличных китайских семей, чтобы у них рождались китайские дети. Моя мать была китаянкой.

Она снова вскинула на него удивлённый взгляд. Её лицо заливал румянец.

– Прошу вас, – сказал он, протягивая руку. – Понимаю, что эта мысль нова. Я застал вас врасплох. Извините. Но, пожалуйста, подумайте об этом, прежде чем дать окончательный ответ. Подумайте.

Она выпрямилась и встала к нему лицом в чопорной позе.

– Я подумаю.

Она взмахнула кистью руки, намекая, что желает остаться одна, и он, обрывисто попрощавшись, заканчивая фразой на другом языке, произнесённой с самым недвусмысленным напором, покинул усадьбу.

После этого вдова Кан отправилась бродить по дому. Пао на кухне отдавала распоряжения служанкам, когда вдова нашла её и попросила присоединиться к ней в саду для беседы. Пао вышла следом за ней во двор, и Кан рассказала ей обо всём, что сейчас произошло, и Пао рассмеялась.

– Почему ты смеёшься? – огрызнулась хозяйка. – Неужели ты думаешь, что меня так волнует императорская грамота? Что я должна запереться в этой клетке на всю оставшуюся жизнь ради бумажки с росчерком киноварных чернил?

Пао застыла, сначала от удивления, потом от испуга.

– Но, госпожа Кан… Ганьсу…

– Ты ничего в этом не понимаешь. Оставь меня.

После этого никто не осмеливался заговорить с ней. Она бродила по дому, как голодный призрак, никого не замечая вокруг. Она почти перестала говорить. Она посетила алтарь в Храме лиловой бамбуковой рощи, пять раз прочитала Алмазную сутру и вернулась домой с болью в коленях. В памяти всплыло стихотворение Ли Аньцзы[29], «Внезапный взгляд на возраст»:

Она велела слугам отнести её в здание магистрата, где они поставили паланкин на землю и она целый час не двигалась с места. Мужчины видели только её лицо за тюлевой занавеской в окошке. Она так и не вышла, и они отнесли её домой.

На следующий день она велела отнести себя на кладбище, хотя день был не праздничный, и под чистым небом прошла своей странной шаркающей походкой, подметая подолом могилы предков, и села у могилы мужа, обхватив голову руками.

На следующий день она спустилась к реке одна, пройдя всю дорогу пешком, вымучивая шаг за шагом, поглядывая на деревья, уток, облака в небе. Она сидела на берегу неподвижно, словно в одном из храмов.

Циньу тоже был здесь, как и всегда, волочил за собой удочку и бамбуковую корзину. Увидев её, он просиял и показал ей свой улов. Он сел рядом с ней, и они смотрели, как течёт мимо широкая бурая река, блестящая и плотная. Он удил рыбу, она сидела и наблюдала.