– Никто не знает наверняка, – ответила Будур.

– Ага. Может, нам всем стоит наведаться к мадам Сурури, узнать, кем мы были в прошлой жизни. Поговорить с близкими в бардо. Так делает половина вдов Нсары, наверняка это приносит им утешение. Если ты веришь в такое, – он указал за большое окно, где по улице проходили люди в чёрных пальто, сгорбившись под зонтиками, – но только это глупо. Большинство людей не живут даже той жизнью, которая им дана.

Жизнь одна. Будур никак не могла смириться с этой мыслью, хотя и учёные, и все остальные в один голос убеждали, что эта жизнь – единственная, это всё, что у тебя есть. Когда Будур была маленькой, её мать говорила: веди себя хорошо, если не хочешь вернуться улиткой. На похоронах читали молитвы о новом существовании умершего, прося Аллаха дать ему шанс исправиться. Теперь же всё это было отринуто: и будущие жизни после смерти, и рай, и ад, и сам Бог – вся белиберда, все предрассудки былых поколений, сочинявших в своём непомерном невежестве мифы, чтобы придать чему-то смысл. Современные люди жили в материальном мире, эволюционировавшем до своего теперешнего состояния по воле случая и законов физики; они проживали свою единственную жизнь в мучениях и умирали (это выяснили учёные в результате своих исследований), и ничто в жизни и опыте Будур не указывало на обратное. И наверняка так оно и было. Такова была реальность, им оставалось или приспособиться, или обманываться иллюзиями. И каждый приспосабливался к своему космическому одиночеству: к Накбе, к голоду и тревогам, к кофе и опиуму, к осознанию конца.

– Мне не послышалось, ты предложил посетить мадам Сурури? – спросила Кирана с другого конца стола. – Отличная мысль! Так и поступим. Это будет образовательная экскурсия в рамках курсов истории: посещение места, где люди до сих пор живут той же жизнью, что и сотни лет назад.

– Как я понимаю, она обычная старая шарлатанка.

– Мой друг посещал её сеанс и сказал, что прекрасно провёл время.

Слишком много часов они провели в этом месте, глядя на одни и те же пепельницы и кофейные круги на столешницах, те же дождевые капли на окнах. Поэтому они забрали свои пальто и зонты, сели на трамвай № 4, едущий вверх по течению реки, и докатились до бедного жилого квартала, примыкающего к старым верфям, где на каждом углу торчали маленькие магрибские лавки. Между швейным ателье и прачечной прятался тесный проход к комнатам над магазинами. На их стук дверь открылась, и их пригласили в прихожую, а затем дальше, в тёмную комнату, заставленную диванами и маленькими столиками, очевидно, переделанную гостиную довольно большой старой квартиры.