— Я, гос…

— Гражданин! — прошипел Две Мишени.

— Я, гражданин полковник!

— Останетесь за старшего. Я должен кое-что выяснить, насчёт этого… Петросовета. — И добавил, ещё понижая голос, — кое-что я о них помню.

Федор тоже помнил — и пересказов Пети Ниткина и самого полковника.

— У вас есть бумаги, думаю, нам здесь ничто не угрожает. Пока не угрожает.

…Пустой кабинет отыскался в самом конце длинного коридора. Досюда комиссары Временного Собрания ещё не добрались, наверное, просто не успели.

Вся третья рота набилась внутрь, просторный кабинет мигом заполнился. Федор выставил часовых, и сам тяжело опустился на пол, привалившись к стене. Не самое удобное положение, но выбирать не приходится.

Кто-то из кадет грыз галеты, Пашка Бушен отправился за водой, наполнить фляжки. Вернувшись, доложил:

— Что тут в туалетах творится… Боже милостивый!

— А сами это «Временные»? — вполголоса спросил Федор.

— А у них своё, под охраной, нас туда не пустили, — ухмыльнулся Пашка. — Ну да мы и не рвались особо. На рожон не лезли.

— Молодцы, — чуть отстранённо сказал Федя. Он сейчас думал о странном фотографическом аппарате «Момент» без твёрдого знака на конце. И это заставляло думать…

— Пашка! Остаёшься за старшего, я быстро!

Прежде чем Бушен успел возразить, Федор шмыгнул за дверь.

Время шло, и даже в канцелярии всё стало потихоньку затихать. Никто, однако, не расходился — быть может, ждали окончания очередного «совета» Временных.

В уже знакомой канцелярии треск пишущих машинок стих, у окна стоял самовар — труба выведена прямо в форточку — и весь личный состав, как сказал бы Две Мишени, отдыхал.

— Чего вам, гражданин кадет?

Борода Клинышком оказался на посту и бдил.

— Виноват! — немедля вытянулся Фёдор, являя собой сейчас полное соответствие знаменитому указу Петра Великого о том, что «подчиненный перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство». — Просто… спросить хотел. Про аппарат. Никогда такой не видывал! А посмотреть можно?