Одно дело — воспользоваться Смутой и пограбить тех, кто все равно ответить не может. А еще лучше — нужные территории у них отхватить. Но совсем другое дело — столкнуться с армией. Реформированной, вооруженной и хорошо подготовленной. Кому нужны такие сложности? Да никому. Проще в другом направлении двинуться. Где разрозненные княжества даже при желании не смогут организовать полноценный отпор.

Воевать мне даже в молодости не нравилось. А после того, ка полтинник стукнул, вообще желание в походы ходить отпало. Мирный я человек, в отличии от того же Столарма, который даже погиб на боевом посту в 1620-м. Похороны превратились в национальный траур, а на площади Стокгольма появился памятник Арвиду — в боевом облачении, с силуэтом корабля за спиной.

Завоевание Пруссии и Померании вознесло славу шведского войска на небывалую высоту. Если честно, я и не ожидал, что нам удастся так далеко продвинуться. Новые территории следовало освоить, но теперь, к счастью, у меня был помощник. И Юрий (которого в королевстве именовали Георгием) Скопин-Шуйский меня не подвел, заполучив контроль над янтарным бизнесом.

А сколько мы на тридцатилетней войне поимели — словами не описать. Воюющим странам требовалось оружие, продовольствие и еще много чего интересного. Так что не заработать на этом было грех.

Сын Михаила Васильевича, женившись на моей дочери, легко вписался в традиции Ливонского королевства. Веру ему менять не пришлось, но Гермоген, рассчитывавший на усиление православной церкви, обломался по полной программе. Юрию это было вообще не интересно. Поняв, что к религии я отношусь спустя рукава, он стал делать тоже самое.

Вроде и воспитывали его в нужном ключе, и приучали с детства, но фанатизма в нем не было. Менять веру он бы не стал, но если появлялась возможность под благовидным предлогом увильнуть от церкви, чтобы заняться чем-нибудь интересным, Юрий так и делал.

Это в Москве ему некуда было деваться. А в Ливонском королевстве я старался соблюдать баланс. И у меня была пусть примитивная, но свобода вероисповеданий. Главное — не навязывать свою религию остальным. И не призывать уничтожать иноверцев. А кто во что верит — личное дело каждого.

В рамках 17 века вообще невозможно остаться неверующим. Если, конечно, не жаждешь неприятностей. Но вот уровень благочестия — он мог быть разным. А когда путешествуешь по городам, навещаешь Стокгольм, засиживаешься за полночь над расчетами, участвуешь в военных походах… с регулярным посещением церкви возникают проблемы.

Я не раз радовался, насколько удачный сделал выбор. Мы с Юрием не просто нашли общий язык, а действительно сблизились. И я относился к нему, как к еще одному сыну. Тем более, что и он, в свою очередь, проявлял уважение, не стеснялся советоваться и добросовестно учился управлять Ливонским королевством.