— В газетах написали, мистер Рузвельт предложил посредничество на переговорах о мире, — невпопад отвечал собеседник.

После очередного возгласа из прихожей: «У нас все по-простому, без претензий». Катерина вполголоса рассказывала о входящих.

— Господин Земцов литератор, он у нас на курсах читал античную литературу. А этот господин с усиками член судейской коллегии.

Двух гимназисток в одинаковых платьях, с одинаковыми косами и здоровым румянцем, Катерина вниманием не удостоила, зато заметно оживились студенты. Федотов с грустью простился с очередным мифом своей юности — протестный потенциал российского студенчества провоцировался всего лишь юбками таких очаровашек.

Внимание привлек очередной гость. В опрятном темно-сером костюме, высокий, тонкий в кости, с красивым открытым лбом. Было нечто узнаваемое в доброжелательном выражении лица этого тридцатилетнего мужчины.

— А вот и сам Иван Никитич подошел, — в голосе Катерины прозвучали особенный нотки, — Он у Кострова служит инженером. Если бы вызнали, какой это замечательный человек! Иван Никитич много читает, ездит на велосипеде. Представляете, этой зимой он начал кататься на лыжах. Среди всех друзей Черновского, он последовательный сторонник…, - Катерина немного замялась, — сторонник освобождения. Правда, они часто спорят. Иван Никитич совсем против монархии, — последняя мысль прозвучала с извинением.

«Ага, в здешнем кружке „шаловливые мыслишки“ Никитич ходит в экстремистах. То-то, Катька хвостом закрутила, Димона ей нашего мало, вынь да полож ей пассионария, благо не карбонария. Ладно, ее дело. Мне бы с Иваном перекинуться, пока либеральный шабаш не начался. Черт, да кого же он мне напоминает?»

Довести эту мысль до конца не удалось. Сначала пришлось знакомится с очередным гостем, потом со следующим. Все они были похожи своей непосредственностью и любопытством.

«И сколько же вас таких? Всем интересно, как там „за бугром“. Позже вспоминаете свои истории о Париже, где шляетесь по одним и тем же улочкам. Эх, и хорошо же стригут капусту французики! А вот Иван Никитич вас не очень одобряет, ишь, как поглядывает. Словно вы оппортунисты. Оппортунисты, правду сказать, из вас, как из табуретки скульптура. По местному вы мелкобуржуазный элемент, тесезеть рабочие в белых воротничках или, совсем уж по современному, офисный планктон. Зря я сюда зарулил, а с другой стороны что-то да узнаю. Появится еще один штришок к картинке под названием Российская империя. Глядишь и за умного сойду».

Неизвестно, до каких бы социально-философских измышлений добрался переселенец, если бы его бесцеремонно не дернули за локоть: