К вечеру следующего дня земля под ногами слегка вздрогнула, а затем донесся отдаленный грохот. Дежуривший у полуобвалившейся стенки, обращенной в ту сторону, откуда появление англичан было наиболее вероятно, Дидерхис повернулся к сидевшим у еле горящего костерка Гоорту и Паулю и, усмехнувшись, сообщил:

— Ваал-Рифс подорвали.

— А может, Драйфонтейн? — предположил Пауль.

— Нет, — мотнул головой Вильюн, — Драйфонтейн вон там, а грохотало оттуда. Точно Ваал-Рифс. Драйфонтейн будет следующим. — И после короткой паузы удовлетворенно заявил: — Ну, скоро снимаемся.

Пауль кивнул. План этой операции на последней стоянке обсудили еще раз, уже с участием всех членов отряда, поскольку опасаться утечки сведений к врагу в случае пленения кого-нибудь уже не имело смысла. Отряд был слишком мал и мобилен, для того чтобы не суметь оторваться от более-менее крупного соединения противника, и слишком силен для английского патруля. Тем более что вероятность встречи как с первым, так и со вторым была очень мала. Сразу после захвата англичане взяли прииски под усиленную охрану, но прибывшие туда инженеры, увидев, во что превратилось подорванное бурами оборудование, схватились за голову и сообщили, что охранять тут нечего. Все наиболее богатые поверхностные жилы за семнадцать лет интенсивной эксплуатации были уже выбраны, а промышленная добыча после уничтожения оборудования оказалась совершенно невозможна. Добычу золота в Трансваале теперь надо было начинать с ноля. Причем быстро выйти даже на самоокупаемость не представлялось возможным. Между тем развернувшаяся в стране партизанская война и затеянное англичанами для противодействия ей создание системы блокгаузов, требовали задействования просто чудовищного количества войск. Поэтому держать крупный отряд на охране металлического лома было глупо, а мелкий бурские партизаны сразу же перебили. После чего англичане плюнули на охрану приисков и занялись более насущными делами…

Так что все трое знали, что подрыв шахт должен начаться только после того, как все шахты будут заминированы, и потому взрывы сейчас начнут доноситься один за другим. Так и произошло.

Через два дня после взятия Блумфонтейна к Робертсу прибыла делегация бурских женщин с просьбой передать им раненых. Старина Бобс некоторое время помурыжил женщин, иронически осведомляясь у них, означает ли их прибытие в качестве парламентеров, что у буров уже совсем не осталось мужчин, и не стоит ли им в этом случае сначала подписать капитуляцию, а уж затем договариваться об обмене военнопленными. Тем более что во время этого разговора рядом с ним находился молодой, но уже известный репортер «Морнинг пост» сэр Уинстон Леонард Спенсер Черчилль, прославившийся своими книгами о Малакадской и Суданской кампаниях. Фельдмаршал вполне обоснованно рассчитывал, что и по итогам этой кампании молодое дарование напишет книгу, в которой ему, Робертсу, будет отведено достойное место. Старина Бобс подозревал, что нынешняя война — последняя в его карьере. Ему было уже семьдесят два года, и он сильно сомневался, что возраст позволит ему принять участие еще в какой-нибудь кампании. Громкое окончание военной карьеры в виде книги о его последней войне с ним самим в качестве если не главного, то одного из главных героев, его весьма привлекало. Он старался держать сэра Черчилля поближе к штабу, хотя молодой храбрец постоянно рвался на передовую. Ну да такое поведение корреспондента было вполне объяснимо: все-таки Черчиль — отставной английский офицер… Так что фельдмаршал Робертс в конце концов великодушно разрешил женщинам забрать раненых, правда не всех, а тех, кто не был способен передвигаться самостоятельно. Впрочем, среди тех, кто оставался в Блумфонтейне, таковых было подавляющее большинство. Все, кто мог ходить, пошли на прорыв…