Незнакомец внимательно наблюдал за пленником, и мысли, проскочившие в голове капитана, как видно, не составили для него никакой тайны. Потому что в ответ на мысли Ричардсона он кивнул:
— Да, батенька вы мой, да, совершенно верно. Именно из-за этого мы вас и искали. Ну как же вы так — убили женщину, а еще офицер… — И его лицо приняло этакое сокрушенное выражение.
Капитан несколько мгновений недоуменно смотрел на незнакомца. Ему казалось, что он попал в сумасшедший дом. Преступник, проникнувший в его собственную каюту, лишивший свободы действий и передвижения его, гражданина самой свободной страны в мире, обвиняет его самого в совершении преступления! Да, он, Абрахам Ричардсон, грохнул эту суку, эту русскую подстилку, эту тварь, из-за которой все деньги, что он сумел скопить путем непрекращающейся схватки с этим миром за свое, кровное, изначально положенное ему, пошли прахом. И что? Он только расплатился по счетам — и не более. Он в своем праве, понятно?!!
— Ну, похоже, он все понял, — облегченно вздохнул сидевший перед ним человек и, бросив взгляд куда-то за спину капитана, произнес непонятную фразу: — Konchai s nim, Musa. Vremia. — После чего встал и отошел в сторону.
А в следующее мгновение Абрахам Ричардсон, все еще пылавший праведным гневом — ведь ему посмели поставить в вину то, что он считал своим неотъемлемым правом! — внезапно почувствовал, как кто-то за его спиной жестко взял его за волосы и резким, но сильным движением опрокинул голову назад, открывая беззащитное горло.
Последним, что увидел капитан Ричардсон в этой жизни, был высверк лезвия кубачинского кинжала…
Труп пассажира первого класса обнаружила горничная, пришедшая прибирать каюту. Ее отчаянный визг разнесся по всем семи палубам, так что к распахнутой настежь двери каюты, около которой блевала бледная как смерть горничная, сразу же сбежалась едва ли не половина экипажа. После того как все пятеро рискнувших заглянуть внутрь смельчаков присоединились к горничной в ее занятии, капитан лайнера приказал закрыть дверь каюты до прихода полиции и выставить около нее пост.
Из полицейских, прибывших по вызову, ни один не удержался от того, чтобы повторить подвиг горничной. Даже вызванный ими патологоанатом, многое повидавший в своей жизни, и то признал, что с трудом подавил рвотный позыв, увидев «это». Ну еще бы — в каюте на кресле сидел человек, горло которого было аккуратно разрезано от уха до уха, а сквозь разрез выпущен язык, свешивающийся сейчас почти до верхней пуговицы дорогого двухсотдолларового пиджака, будто чудовищный галстук. А ниже, прямо под этим галстуком, на его коленях стояла фотография красивой женщины, на которой размашистым почерком было написано: «Он ее убил!»