– И ты что же? – сразу насупился Годунов. – Его одного из моих палат невесть куда? Нешто так можно?

– Не можно – нужно, – жестко поправил я его. – То, что царевич рядом с тобой в Думе сидит, – это одно. Только, насколько мне ведомо, все равно там все решения принимаешь ты и никто другой. А где ему учиться командовать?

– Дак у меня, – пожал плечами царь. – Потому и беру с собой, чтоб приучался к государевым делам.

– Знаешь, расскажу я тебе одну притчу. – Это мне припомнился дядя Костя и его были, которые он излагал Ивану Грозному. – Жил-был на свете человек. И очень он любил своего сына. А жили они на острове, поэтому за едой и прочим человек этот плавал на лодке. Но в жизни бывает всякое, поэтому иногда ему приходилось переправляться через реку вплавь. И решил он обучить плавать своего сына, а то мало ли. Усадит его на берегу и говорит: «Смотри, как я плаваю, и учись». Тот смотрел, смотрел, а как отца не стало, решил сам попробовать. Плюхнулся в реку, ан чувствует – на дно идет. Он и руками, и ногами, как отец показывал, да все равно не получается. Побултыхался-побултыхался и…

– И что? – даже чуть подался навстречу мне Годунов.

Я внимательно посмотрел на его лицо и изменил первоначальную концовку.

– Кое-как научился, – неохотно проворчал я. – Однако выбрался на берег еле-еле, да и воды наглотался изрядно.

– Но выплыл, – умиротворенно протянул царь.

– Выплыл, потому что река была неглубока и тиха, да и течение в ней несильное, – язвительно заметил я. – Повезло парню. А встретилась бы ему крутая волна, и пиши пропало.

– На Руси тихо ныне, – прошептал Годунов и с упреком посмотрел на меня. Мол, чего ты тут на болезного человека страсти нагоняешь? Не видишь, что ли – и без того еле жив.

Здрасьте пожалуйста! Это я же еще и виноват!

Ох как захотелось рассказать ему, что его Федор уже через год с небольшим окажется в гробу. Вот только после моего рассказа, чего доброго, придется сразу еще одну домовину готовить – для папы.

Но я настырный – это не в дядьку, у нас вся семья такая, – так что сумел-таки соблазнить Бориса Федоровича. В основу уговоров я положил преданность будущего полка царевичу – наиболее заманчивую конфетку для государя. Ею преимущественно и манил.

Через три дня он со вздохом дал мне свое царское «добро» на формирование.

По глазам было видно – с идеей отпускать куда-то за пределы средневекового МКАД, то бишь из кремлевских ворот, свою обожаемую, ненаглядную кровиночку Борис Федорович так до конца и не смирился. Но ведь, по моим словам, до этого было еще очень и очень далеко – вначале надо сформировать полк, набрать личный состав, как следует погонять его, преподав первые необходимые азы, а уж потом…