– Напрасно ты так считаешь, Федор Борисович, – спокойно поправил я его.

– Что, и супротив пяти сотен не сдюжат? – омрачилось его лицо.

– Почему, сдюжат, – подтвердил я. – Но поверь, что им и тысяча по плечу.

– А ты, княже, не того?.. – протянул он недоверчиво.

– В самую меру, – усмехнулся я и пояснил: – Первые две сотни польской конницы полягут после пищального залпа. Еще две – после второго.

– Не поспеют со вторым, – возразил Годунов.

– Поспеют, – не согласился я, – потому что стрелять станет только половина из числа самых метких, так что считай каждая вторая пуля свою цель непременно найдет. К тому же остаются еще и арбалеты…

– Ой, а про них я и забыл, – по-детски обрадовался царевич.

– А забывать ни к чему, ибо это еще две, а то и три сотни погибших или раненых. И что станет делать удалая тысяча, потерявшая больше половины, а то и две трети только на подходе? Разумеется, они предпочтут повернуть обратно – они ж хоть и храбрецы, а не самоубийцы.

– Выходит, мы могли бы…

– Могли бы, но… не будем, – перебил я, – так что ничего не выходит.

– Но ведь мы уже запалили костер! – отчаянно выкрикнул Федор. – Али ты не зрил, сколь люду всякий раз собирается, чтоб мое судилище послухать?!

– Сбитеньку попей – горячий, но пыл остужает, – невозмутимо посоветовал я. – А что до судилища, то спорить не буду – все видел и с тобой согласен, так что и впрямь запалили. Более того, могу сказать, что и одежда уже просушена.

– Тогда чего ждать? – непонимающе уставился на меня царевич, послушно прихлебывая сбитень.

– Просушена, да не до конца, – пояснил я, – поскольку о тебе известно только в столице. Правда, слухи по Руси ползут быстро. Думаю, месяца через два о славном и справедливом престолоблюстителе станут рассказывать везде и исключительно в восторженных тонах. Полагаю, что ближе к Рождеству мы о тебе услышим и первые былины от гусляров.

– Тогда почему?

– А как ты мыслишь, сможет Дмитрий Иоаннович проводить такое же судилище?

Царевич призадумался. Ему явно очень хотелось сказать нет, но мешала скромность и мое постоянное напоминание не считать врага глупее себя. Но потом его осенило. Он облегченно вздохнул и даже рассмеялся от избытка чувств:

– Конечно нет. У него же не будет тебя.

Ух ты! Аж в груди защемило.